– Да… – кивнул Алёша. – Готовит хорошо.
– Счастливчик! – Михаил, мертвой хваткой держа меня за локоть, подмигнул Алёше. – Да ты вообще счастливчик. Женщины у тебя красивые, концерты в Европе, а руки-то, руки какие – легкие…
– Тьфу-тьфу-тьфу… – отмахнулся Алёша. – Не говори так. Тебе самому кафедру ведь дали.
– Что мне кафедра, что мне кафедра!.. Не играю же. Не могу так. Да. Ну ладно. Зато других учу. Говорю – слушайте Мишечкина, слушайте! Вот ведь всё знаю, а не играю. А Лёху попроси – научи студентов, как играть, он и не расскажет. Да, Лёх? – Михаил подтолкнул Алёшу в бок.
– Да. По части теории я не очень. Всегда было мое слабое место.
– По наитию играешь, что ли? – удивилась я.
Мы быстро спустились и вышли на улицу. По-прежнему шел крупный снег и пока не таял, растает утром. Было очень красиво и совсем не холодно. Хотя мое осеннее пальто вовсе не предназначено для такой погоды.
Лёша мне что-то ответил, Михаил тут же встрял, стал спорить, Лёша кивал и все посматривал на меня. Тем же непонятным взглядом.
– Кто-нибудь на машине? – спросил Михаил. – Кроме меня, конечно.
– Я на такси, – ответил Алёша.
– Что с машиной?
– Ничего. Просто на концерты не езжу сам. Иногда… – он замешкался, но все же договорил. – Иногда Вика меня привозит, но я люблю помолчать перед концертом. Не отвлекаться вообще ни на что.
Мы прошли на служебную стоянку, сели в довольно большую, не новую, но хорошую машину Михаила. Значит, есть у него еще какие-то занятия. Преподаванием музыки на хорошую машину сейчас не заработаешь.
Я очень порадовалась, что он за рулем и не будет хватать меня за руки и за коленки в машине. Я хотела было сесть сзади, но Михаил громогласно объявил:
– Ни в коем случае! Моя женщина сидит рядом со мной!
Я увидела быстрый Алёшин взгляд.
– Я не ваша женщина, Михаил! Зачем эта комедия? Не понимаю, – всё-таки сказала я, постаралась, чтобы это прозвучало как можно мягче. Не ссориться же мне с ним сейчас было. Ссоришься – уходи, я так считаю.
– Видишь, видишь! – обернулся он к Алёше, который уже уселся сзади, поставив свой тонкий и большой портфель с нотами на коленки. – Вот с тобой твои женщины так разговаривают? Нет, потому что ты – гений. А я – так, что там… завкафедрой в консерватории… со мной можно и как с пацаном… Садись без разговоров! – шутливо прикрикнул он на меня.
Я пожала плечами и села рядом. Дурацкая игра. Мальчики – странные люди, сколько бы им ни было лет. Поэтому и жизнь на нашей планете такая странная, что этой жизнью правят мальчики. Правда, когда женщины пытаются встать у руля власти, у них вовсе ничего не получается. Возможно, это оттого, что править приходится по законам, придуманным мужчинами.
Я люблю иногда рассуждать на такие отвлеченные темы, особенно когда у меня болит душа о чем-то своем, о таком, что и очень маленькое (в масштабах Вселенной и мира), и одновременно очень большое, занимает всю мою жизнь. Например, почему Мариша стала такой резкой. Что это? Отсутствие мужчины и в моей жизни, и в ее? Это протест? Это замещение? Она играет роль мужчины? Или она станет революционеркой и будет менять существующий строй? Сейчас революционеров не ссылают в Сибирь. Революционеры – если они есть на самом деле – идут по улице и исчезают, не доходят до дома из булочной. Их отлавливают и аннигилируют. А Мариша как будто с ума сошла – кроме как о социальном неравенстве и несправедливом устройстве общества думать не может.
Что мне с этим делать? Откуда она вдруг такой стала? Что и где я сделала не так? Или наоборот – так… Но я же не хочу, чтобы Маришу поймали и аннигилировали! И когда мысли бьются, бьются, не находят никакого выхода, я начинаю думать о глобальном. И свое уже кажется не таким мучительно безвыходным.
– Что ты задумалась? – спросил меня Алёша.
Откуда он знает, что я задумалась? Я ведь отвернулась к окну, спинка у кресла моего высокая, и он меня с заднего сидения практически не видит.
– Она переживает, что так грубо со мной разговаривала, – пошутил Михаил и сам засмеялся, никому, кроме него, смешно не было.
Алёша стал рассказывать, как он давал концерты в Германии в конце лета, как много приходило людей, как много там наших бывших соотечественников, как ему предлагали, и не раз, остаться в Германии. Там бы он получал в пятнадцать-двадцать раз больше денег за концерты и мог бы преподавать.
– А я говорю – из меня преподаватель никудышный, отшучиваюсь.
– И зря. Остался бы. Любой может преподавать, – стал с ним спорить Михаил, а я не особенно прислушивалась к их разговору.
Странный сегодня день.
…Что бы было, если бы в тот день я не встретила Михаила? Как бы все было дальше? Сколько раз я потом думала об этом… Но когда я ехала в машине, сидящий за рулем слева от меня Михаил только приводил меня в панику. Зачем, почему, как сказать Алёше, что я знаю этого человека всего полтора часа, да и не знаю – просто так вышло… Это даже не знакомство, это какая-то чертовщина… Что ему нужно от меня? Я ему нравлюсь? Зачем это все… Нравилась бы, он бы в противоположную сторону от Алёши меня волок…
Мы ехали довольно долго, я поняла, что выехали за город.
– Ты не в Москве живешь? – спросила я.
– Да вот, переехали… Там спокойнее. Мне не каждый день нужно в Москву, а Вика работу на дом берет, она переводчица, все присылают по Интернету. Так что… Репетирую спокойно. В Москве у меня ограничения были по времени, договор с соседями, ни минутой больше, а то паника начиналась. Миш, сейчас на указателе налево…
– Ага… – кивнул Михаил. – Далеко ты забрался… Деревенский музыкант просто!
– Нет. Рядом с нами пятиэтажный дом стоит. Так что настоящей деревни не получается. Но всё равно – воздух и просторы, если выйти за околицу, как говорится. Здесь тоже налево, и почти приехали.
Мы остановились у довольно большого дома, за высоким забором. Кто бы мог подумать, что скромный, бедный Лёша будет жить в таком доме… Илья не зря надо мной подсмеивался – я на самом деле всегда мечтала жить в доме. Сейчас я понимаю, что без мужчины в своем доме можно жить, только имея слуг. Постоянно нужно что-то подделывать, что-то не работает, что-то сломалось. Летом нужно постоянно косить траву, а зимой – чистить снег во дворе. Хочешь не хочешь, можешь не можешь… Да я и не думаю теперь о доме. Когда моя семья стала совсем маленькой, то изменились и планы, и мечты, и приоритеты. О чем я сейчас мечтаю? Даже и не знаю. Или сама себе признаться не могу.
– Что притихла? – Михаил обращался со мной так запанибратски, что я снова сказала ему:
– Напрасно вы всё это затеяли.
Он засмеялся и одной рукой попытался приобнять меня, хотя за рулем это было очень неудобно. Но зато со стороны могло показаться, что дружная пара о чем-то своем тихо, но весело переговаривается.
