На улице давно стемнело, но Виктории не хотелось задергивать шторы, чтобы не оказаться отрезанной от мира. Редкие прохожие, привлеченные мягким светом прикроватной лампы, поднимали голову, и, заметив женщину в окне, сразу отводили взгляд и ускоряли шаг.
Она была в своей любимой фланелевой пижаме и белом халате из толстого флиса. Траурную одежду сняла, вернувшись домой после похорон, потому что больше не планировала никуда выезжать. Виктория бросила взгляд на свои большие пушистые тапочки розового цвета – подарок дочери на прошлое Рождество. Они никогда ей не нравились, поскольку зрительно увеличивали ее и так немаленькую ногу, но она ни разу этого не показала. Хотя разве это важно?
«Который сейчас час?» – вдруг подумала она. Саломее уже пора готовиться ко сну, но у Виктории не было сил, чтобы подняться. Она чувствовала себя совершенно измотанной, прежде никогда так не уставала!
Виктория очень скучала по Лео: ей не хватало привычного скрежета ключа в замочной скважине, от которого у нее начинало радостно колотиться сердце, звука его шагов на лестнице, легкого приветственного поцелуя в губы и низкого голоса. «Вот и я! – обычно объявлял он, заходя в комнату, словно отсутствовал всего час или два. – Как тут моя дорогая девочка?»
Потом он заключал Викторию в объятия, прижимая ее голову к своей груди, и она знала, что все в ее жизни хорошо.
Лео часто бывал в отъезде. Конечно же, по работе. Вена, Берлин, Нью-Йорк, Сидней, потом получил приглашение работать в Королевском театре «Ковент-Гарден». Но, даже работая в Лондоне, иногда оставался в квартире, которую арендовал недалеко от театра, потому что рано утром уезжал на репетиции и не хотел беспокоить Викторию.
Она всегда подозревала, что, когда Лео отсутствует, рядом с ним его очередная подружка, – ведь он не выносил одиночества. Конечно, поначалу это очень беспокоило ее, но потом она приняла решение не спрашивать его ни о чем. Виктория догадывалась, что у нее за спиной ходят всякие разговоры, вероятно, ее считают наивной дурочкой, однако правду знала лишь она одна.
В конце концов, когда Лео оказывался дома, вся любовь и внимание были обращены на нее одну, и это отличало его от других мужчин, которые мысленно находятся где-то в другом месте, хотя живут с женами под одной крышей.
Возвращаясь из поездки, Лео стремился как можно скорее войти в курс всего, что произошло у Виктории на работе и у них в семье за время его отсутствия. Она подробно рассказывала ему о проблемах, которые неудобно было обсуждать по телефону. Лео внимательно слушал, склонив голову набок и комментируя ее рассказ. Это помогало ей взглянуть на проблемы под иным углом зрения. Его мнение было для нее самым ценным на свете.
Затем он отправлялся по ближайшим магазинчикам за ее самой любимой едой и покупал свежую рыбу, органические овощи, все для липкого пудинга, перед которым Виктория никогда не могла устоять, и готовил восхитительный ужин! Лео был отличным поваром, говорил, что у плиты расслабляется. Виктория ставила свечи на стол, и они весело проводили время за бутылкой любимого вина. Он был великолепным рассказчиком, и она с удовольствием слушала истории о его выступлениях, провалах и победах.
Позднее, уложив детей спать, они занимались любовью на большой кровати. А потом просто лежали рядом: Лео клал голову ей на грудь, она гладила его по голове, и он с глубоким вздохом признавался, как сильно скучал по ней. В такие моменты казалось, что они никогда не разлучались.
Те, другие, женщины – глупышки, сбившиеся с пути, им нужна была его слава. Так Виктория предпочитала объяснять себе происходящее и всегда придерживалась данной версии. Злодейка Мэдди, явившаяся на похороны без приглашения. И Кэт.
Виктория повела плечами, вспомнив худышку Кэт и ее сморщенное личико. Она выглядела такой маленькой, замерзшей и хрупкой, что казалось, очередной порыв ветра подхватит ее и унесет. Неожиданно Виктория с удивлением поняла, что ей хочется защитить эту бедняжку, которая явно была без ума от Лео, – а ведь она лишь немного старше Ральфа. Что ж, ей хотя бы удалось оградить своих драгоценных детей от всего происходящего.
Виктория знала: несмотря ни на что, Лео обожал ее, и они были родственными душами. А теперь его нет. Она считала, что вся ее жизнь разрушена, и смысл существования утерян. Это пугало ее, и голова шла кругом, будто она стояла на крыше высокого здания и смотрела вниз. Казалось, ухватиться ей не за что. «Ох, Лео, Лео, как ты мог так со мной поступить?»
– Мама!
Обернувшись, Виктория увидела Ральфа, стоявшего в дверях ее спальни, и выдавила улыбку. Он был красивым и высоким – намного выше отца. Очевидно, что ростом он пошел в нее.
– Что ты делаешь? – поинтересовался сын.
– Думаю.
Ральф вошел в комнату и присел на край кровати. Он был босиком и уже успел сменить костюм на джинсы и темно-зеленую толстовку. Виктория передвинула кресло так, чтобы сидеть лицом к сыну.
– Тебе что-нибудь нужно?
Она покачала головой.
Ральф поставил локти на колени и наклонился к матери. Он смотрел на ковер, и она не видела его лица, только густые каштановые волосы.
– Ты должна взять себя в руки. Невозможно провести в слезах всю оставшуюся жизнь.
Виктория вздрогнула, почувствовав себя беззащитной и легко уязвимой. Один неверный шаг, и глубокая рана ей гарантирована. Конечно, сын сердит на нее, как, впрочем, почти всегда в последнее время. Неужели он не в состоянии смягчиться хотя бы на один день?
– Ральф, я только что вернулась с похорон, – сказала она, чувствуя, что ее голос дрожит. – Мне нужно время. Ты ошибаешься, если считаешь, что я могу сразу вернуться к прежней жизни.
Сын провел рукой по волосам и, взглянув на мать, на секунду задержал на ней взгляд. Он был очень похож на Лео: темные, глубоко посаженные глаза и серьезное выражение лица. И все же они были очень разными, отец и сын.
– Тебе нужно подумать о Саломее. О своей работе… И обо мне. Продолжать жить дальше.
Она грустно кивнула и отвела взгляд. Ральф поднялся и потянулся:
– Я ухожу.
– Что? – Виктория не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал резко, но сын удивил ее.
– А почему нет?
Она снова посмотрела в окно на черное небо над крышами домов.
– Мне казалось, ты захочешь остаться дома сегодня вечером и составишь нам компанию.
– Нет.
Виктория услышала, что он направился в сторону двери.
– Мне нужно уйти, как ты не понимаешь! На меня здесь все давит. Я просто схожу с ума! Иди к Саломее. Ей уже давно пора быть в кровати.
Виктория уставилась на него, словно впервые услышала имя дочери. Любимая Саломея. Малышка ведь еще не ужинала, она должна идти к ней. Необходимо быть сильной, как сказал Ральф, ради благополучия детей. Они – главное в ее жизни, и она любит их всей душой. Но горе словно сковало Викторию.
