По чьему лицемерному кивку продолжаются эти поставки? Кто заключал контракты с теми гражданскими, кто не задает вопросов? Солдаты называли безликое консервированное мясо «булли», но такого животного нет в природе; поддержание закона и порядка несовместимо с тихой работой скотобоен. Военное положение, решил Тристрам, действительно единственный выход. Армия по сути своей организация, учрежденная для массового убийства, и нравственность никогда ее не заботила. Ее дело расчистить дороги, эти артерии движения транспорта, тока крови страны и следить за поставками воды и освещением главных улиц, а переулки и проходы между домами пусть сами о себе позаботятся. «Кто с честью дружен, тем довод не нужен»
[26]. Я простой солдат, сэр, разрази вас гром, а не какой-то там прожженный политикан; оставьте им грязную работу.
Снова заработал «Ежедневный новостной диск». До Тристрама донеслись раскаты металлического голоса из офицерской столовой гарнизона (приглушенный свет, дежурный весь в белом, серебристо звякают приборы), и он остановился послушать. В Мексике возрожден культ Кецалькоатля; из Чихуахуа, Монтесумы, Чилпанзиго сообщают о праздниках любви и человеческих жертвоприношениях. Поедание и заготовка мяса по всей длине узкой ленты Чили. Бойкое консервирование в Уругвае. Свободная любовь в Уте. Беспорядки в зоне Панамского канала: беспорядочно любящие, беспорядочно питающиеся люди не повинуются отрядам недавно созданного ополчения. В провинции Суй-Юань, Северный Китай, местный магнат с заметной хромотой принесен в жертву со всеми положенными церемониями. В Индокитае вылеплены и утоплены на орошаемых полях «рисовые дети». Хорошие новости об урожае зерновых в Квинсленде.
Тристрам пошел дальше, глядя, как смеются, обняв за плечи местных девчонок, солдаты в увольнении. Он услышал, как оркестр настраивается перед танцами: огоньки гирлянд такие нежные на почках деревьев у реки. Он снова медленно побрел наугад с апатией человека, переваривающего мясо. Таков был мир и молчаливое его приятие: любовное бормотание и месса, перемалывание мяса и колеса военщины. Жизнь. Нет, черт побери, нет! Он взял себя в руки. Остался один, последний отрезок пути. Если повезет и если его подвезут, он, возможно, попадет в Престон уже к утру. Он достаточно долго пробыл в пути: ему следует искать одних-единственных известных и любящих объятий, расслабленности, освященной любовью и уединением в темноте, подальше от костров и публичных увеселений. Он решительно зашагал к дороге на север и встал, подняв руку, под указателем на Уорнингтон. Возможно, он не поблагодарил должным образом дуэний из Ассоциации плодовитости честерских дам, ну и пусть. И вообще плодовитость должна быть даром и плодом Святого Духа, предназначенным исключительно для женатых. Слишком уж много кругом прелюбодейства.
После шести или семи судорожных рывков рукой, на которые никто не обращал внимания, как раз когда он собрался уже идти пешком, возле него с визгом остановился армейский грузовик.
– Я в Уиген, – сказал шофер в солдатской форме. – Вон ту дрянь везу.
Он резко мотнул головой в сторону кузова. Сердце у Тристрама екнуло. От Уигена до Престона всего двадцать миль на север. А в трех милях к западу от Престона по дороге на Блэкпул – Государственная ферма СВ-313. Рассыпавшись в благодарностях, он залез в кабину.
– Думаю, теперь уже недолго осталось, мистер, – сказал шофер, сжимая руками большое колесо по диагонали.
– Да, – с жаром согласился Тристрам.
– Вот и скажите мне тогда, мистер, что, по-вашему, будет, а?
И шофер, моложавый, склонный к полноте блондин в сальной кепке, причмокивая, пососал естественный клык.
– А? – переспросил Тристрам. – Боюсь, я не… Боюсь, я задумался.
– Боитесь? – удовлетворенно переспросил шофер. – Вот оно, да? В самую точку. Много чего происходит, чего надо бояться, мистер, в том числе и вас, рискну сказать. Но логично предположить, что у нас будет война. Не потому, конечно, что ее кто-то хочет, а потому, что есть армия. Армия тут, армия там, армии за каждым бугром. Армии существуют для войны, а война – для армий. Это только простой здравый смысл.
– С войной покончено, – сказал Тристрам. – Войны вне закона. Уже несколько столетий никаких войн не было.
– Тем больше причин начать какую-нибудь, – возразил шофер, – раз мы так долго без них обходились.
– Но вы даже понятия не имеете, что такое война, – встрепенулся Тристрам. – Я читал в книгах про старые войны. Они были ужасные, просто ужасные. Отравляющие газы превращали кровь в воду… бактерии убивали семя целых народов… бомбы за долю секунды разносили города. С ними покончено. Должно быть покончено. Мы не можем допустить это снова. Я видел фотографии. – Его передернуло. – И фильмы тоже. Эти старые войны были жуткие, омерзительные. Изнасилования, мародерство, пытки, поджоги, сифилис. Немыслимо! Нет-нет, никогда больше! Даже не говорите такого.
Шофер все еще посасывал зуб и мягко поворачивал баранку, плечи у него подпрыгивали как у плохого танцора.
– Я не про такие говорю, мистер. Я про, ну знаете, военные действия. Армии. Нужно же вмазать другим, если понимаете, о чем я. Одна армия лицом к лицу с другой, точно две команды. А потом кто-то первым стреляет в противника, и обе стороны стреляют друг в друга, пока не прозвучит свисток и не скажут: «Эти победили, а эти проиграли». Потом раздают увольнительные, премии и медали, и на вокзале встречают подружки. Я про такую войну, мистер.
– Но кто с кем станет воевать? – спросил Тристрам.
– Вот с этим, – протянул шофер, – еще придется повозиться, правда, мистер? Надо будет придумать, как условиться, верно? Но, помяните мое слово, война будет.
Груз позади, подпрыгнув, тоненько зазвенел, когда машина переваливала через горбатый мостик.
– Героическая смерть, – сказал вдруг с каким-то самодовольством шофер.
Батальон мясных консервов загремел аплодисментами, как огромный сундук медалей.
Глава 9
Из Уигена в Стэндиш Тристрама подбросил фургон военной полиции, дальше дорога оказалась вдруг совершенно пустынной. Он медленно и с некоторым трудом шел в свете полной луны, левая нога побаливала, поскольку толстая подошва и стелька протерлись до аккуратной дырки насквозь. Тем не менее он упорно плелся вперед, а впереди бежало, высунув язык, тихое возбуждение, и ночь плелась вместе с ними к утру. Ноги запросили отдыха в Лейленде, но сердце, ни в какую не соглашаясь, твердило «нет, нет». Вперед, к рассвету в Престоне, а там – передышка, возможно, завтрак в благотворительном центре, потом – к цели, в трех милях на запад.
Город и утро подкрались незаметно.
Что это за звон? Нахмурившись, Тристрам заткнул мизинцами уши, сместив серу, от чего в ушах оглушительно взревело. Он автоматически понюхал сальный кончик пальца (единственно приятный запах изо всех издаваемых телом), прислушиваясь. Колокольный звон звучал не у него в голове, а исходил извне, лязгал из самого города. Колокола встречают паломников? Чушь. И это были не колокола, это была электронная имитация колоколов, которая медленно пульсировала из подрагивающих громкоговорителей, выблевывая металлическую взвесь звуков, юродивого серебра. Тристрам недоуменно приблизился. В Престон он вошел в разгар утра, и его поглотила толпа и оглушили радостные вопли, поэтому он окликнул незнакомых прохожих:
