Николай ушёл в свою комнату, посидел. Нелёгкая выдалась суббота, но сегодня что-то предпринимать уже поздно.
Он прошёл на кухню, выпил чаю, и то не потому, что хотелось есть, а по привычке. Спать улёгся рано и спал на широкой двуспальной супружеской кровати один – Оксана сидела с сыном.
Утром, после лёгкого завтрака, он поехал в центр – купил несколько газет, в которых можно было найти объявления о сдаче квартир внаём. Предложений было много, но ему хотелось снять квартиру недалеко от больницы и обязательно меблированную. Понятно, что жильё нужно на время, и не покупать же мебель? Он созвонился с хозяевами и половину дня ездил по адресам, смотрел квартиры.
Николаю удалось подыскать однокомнатную квартиру после недавнего ремонта. Мебель была старой, но ещё добротной, а главное – в квартале от больницы, и до работы можно было добраться неспешным шагом за четверть часа. Утренние пробки уже в печёнках сидели, дорога на работу растягивалась на час, а то и больше.
Вернувшись домой, он собрал в две большие спортивные сумки вещи. Собранное оценил скептически: «Немного я нажил за двадцать лет». Зашёл к Лёшке – тот сидел за столом, разложив учебники, и что-то писал.
– Поговорить хочу с тобой, сын. Ухожу я. Ты взрослый уже и сам понимаешь, что жить здесь я не могу. Снял квартиру. Деньгами тебе помогать буду. Вот, держи на первое время.
Николай положил на стол деньги.
– Хочу попросить тебя, сын. Веди себя достойно, не наделай глупостей, иначе я буду думать, что воспитал тебя плохо. А мне бы этого не хотелось. Видеться мы с тобой будем регулярно, и если потребуется моя помощь – помогу. Телефон ты знаешь. И девочку свою, Аксинью, не обижай, хорошая она.
Лёшка поднялся со стула – выглядел он потерянным. Обнял Николая Васильевича, прижался к нему, как в детстве. От нахлынувших чувств глаза у обоих увлажнились. Оба чувствовали, что в жизни настало время больших перемен. Не самых радостных, но такова жизнь. Рубикон перейдён, и возвращение назад уже невозможно.
Николай подхватил сумки. С женой, которая была на кухне, он прощаться не стал – зачем? Она и так нанесла ему удар в спину, разрушила семью. Каждый мужчина, если он настоящий мужик, всегда чувствует, есть ли за спиной крепкий тыл, надежда и опора, дом, где любят и ждут. Теперь у него такого дома нет.
Он выгрузил вещи на съёмной квартире, машину отогнал на стоянку у больницы. Охранник на въезде удивился:
– Николай Васильевич, вроде время неурочное. Или вызвали, случилось чего?
– Нет, пусть постоит.
Домой он прошёл пешком. Фактически придётся начинать жизнь сызнова.
По дороге зашёл в супермаркет, купил продуктов на ужин и завтрак – теперь о бытовых мелочах придётся заботиться самому.
Утром оказалось, что Николай забыл взять с собой бритву, благо время позволяло забежать в магазин. Он купил станок и помазок с кремом для бритья. Придя в отделение, заперся в своём кабинете и побрился – негоже начинать рабочий день с неопрятного вида. И ладно бы ещё, кабы он после ночного дежурства был.
День выдался сложный, загруженный, и Николай вспомнил, что собирался позвонить в ЗАГС, только к вечеру. Но, надеясь на удачу, нашёл в справочнике номер, набрал.
Ему ответили, объяснили порядок подачи документов на развод, и он тут же перезвонил Оксане:
– Ой, Коленька, я так рада, что ты позвонил, – тут же защебетала она, как будто бы ничего и не произошло.
– Я завтра подъеду к шестнадцати часам. Будь, пожалуйста, готова и не забудь взять паспорт. Всего хорошего, – и тут же отключился. Сразу набрал номер Лёшки:
– Здравствуй, сын. Как ты?
– Нормально, курсовую пишу.
– Здоров?
– А что со мной будет? Здоров. Ты как?
– На работе, день сложный. Новости есть?
– Нет.
Лёшка отвечал односложно, впрочем – как и всегда.
– Тогда удачи.
– И тебе.
Ну да, а папкой не назвал. Всё-таки пролёг между ними некоторый холодок. Развал семьи – не его вина, но переживает парень. Поддержать бы его как-то – а как? Не маленький, в кино не поведёшь и мороженым не угостишь, как в детстве.
После работы Николай зашёл в магазин и купил продуктов, а в соседнем магазине – утюг. Бытовая мелочь, но дома-то всё было. А сейчас за что ни возьмись – того нет, другого нет.
По небольшому телевизору, стоявшему на съёмной квартире, посмотрел новости. Дома он бы занял себя, штудируя научные медицинские журналы и вестники, но сейчас настроения нет и делать ничего не хочется.
Он походил по комнатушке и улёгся спать. Дома так рано он никогда не ложился.
Утром приготовил яичницу, кофе, позавтракал, побрился, глядь – а времени впритык.
На работу шёл быстрым шагом, но к утренней планёрке едва успел.
Сегодня был операционный день. Пока он расписал операционные бригады, посыпались звонки, впрочем – как всегда. То знакомые просили проконсультировать родных, то техотдел интересовался, почему не забирают из ремонта высокочастотный нож. Телефон как прорвало – так бывает почти каждое утро. И с консультациями не откажешь, неудобно. Иногда и болезнь пустяковая, рядовой хирург из поликлиники справится. Но – нет, пусть лучше заведующий посмотрит, знакомый ведь…
Потом позвали в операционную, потому как кровотечение долго остановить не могли. Так в заботах день и пролетел.
Николай едва успел переодеться и подъехать к бывшему дому. Отзвонился Оксане, подождал. Та нарядилась, как на торжество.
– Здравствуй, Коленька. Куда мы едем?
– Паспорт взяла?
– Фу, какой ты грубый! Хоть бы поздоровался сначала.
– Прости, завертелся. Добрый день, – Николай тронул машину.
Остановился у ЗАГСа.
– Приехали, нас ждут.
Лицо Оксаны сделалось злым:
– Ты хорошо подумал?
– Сын взрослый, алименты не нужны. Квартиру оставляю вам – делить нечего. Так что в суд идти не вижу смысла.
В ЗАГСе им задали несколько формальных вопросов, попытались дать время на раздумье, но Николай Васильевич настоял, чтобы развели сейчас.
– Решение окончательное, не передумаю, – твёрдо сказал он.
Сотрудница ЗАГСа пожала плечами и сделала запись об аннулировании брака.
Когда они спускались по ступеням, Оксана злобно прошипела:
– Ты ещё пожалеешь!
– Ты о чём? Я двадцать лет змею на груди грел. Хватит!
Оксана подняла руку, остановила такси. Ну и пусть катится! Двадцать лет она его обманывала – наконец-то прозрел. Но теперь он свободен. Лёшку жаль, а к бывшей жене он испытывал лишь некоторую брезгливость. Как она дальше будет жить, его не волновало. Пусть идёт работать, как другие, глядишь – дури поубавится. Или любовники кормить будут. Только он что-то сильно в этом сомневался.
