И Евтушенко, и я оказались, в конце концов, правы. Но… Как горько мне было в этом убедиться. И не мне одной, конечно.
А сначала… Да, сначала она заставила меня устроить «званый ужин в семейном доме», чтобы ЮП понаблюдал, проникся и захотел, чтобы у них было так же. Я, как обычно, пошла у Анны на поводу.
…Когда они вступили на порог моего дома, я только что не остолбенела. Все-таки возраст и кое-какие понятия о приличиях заставили меня взять себя в руки. На пороге стояла Анна, конечно, это была она, только глаза светились, как фары дальнего света, волосы были рыжее обычного и очки блестели ослепительным победным огнем. А рядом с ней… Боже! Этот высокий элегантный красавец с прической и всем остальным а-ля Антонио Бандерас, с опасно-обольстительной белозубой улыбкой и действительно чудесными ореховыми глазами за новыми очками типа «президент»… Это ЮП?!
Это был он.
Если вы подумали, что мальчишку отмыла, одела и починила на свои скромные средства моя подруга, и решили было заклеймить его обидным прозвищем «альфонс», вы ошиблись. Она лишь вдохновила его на это преображение – своим высоким чувством.
Она сразу разглядела в нем то, что не бросалось в глаза никому, что уже давно было затоптано, замордовано и частично заплевано его молоденькой женой (в буквальном смысле основным продуктом питания в той семье дня с третье го после свадьбы были жареные семечки…)
А умным, добрым и обаятельным он был и без Анниного благородного вмешательства. Но это ее любовь заставила его стать самим собой.
* * *
…Ага, проснулась. Вышла на терраску. Пошлепала, видимо, с чайником к водопроводу во дворе. Выглянуть, что ли?… Боязно.
Анна проплыла мимо моей приотворенной двери с нахмуренными бровями и ртом «подковкой».
Нет, выходить еще не время. А ведь знает, что я не сплю. Подожду.
Дождалась, пока по всей небольшой дачке распространился кофейный аромат и потянуло дымком первой Анниной сигареты. Ну вот, теперь можно и выходить…
– Юлия, вставай! Не спишь ведь уже, шуршишь, как мышь, меня разбудила… – опередила меня Анна на полшага.
Спустя чашку кофе и еще одну сигарету с Анной вполне можно будет общаться. Пока же нужно производить как можно меньше раздражающих ее с утра звуков и движений. Молча сесть рядом, взять свою чашку, закурить… Нет, не могу!
– Поздорову ли, матушка, Наина свет Киевна? – ласково спрашиваю я, потому как с утра весела и жажду деятельности и общения.
…Мы зовем друг друга полными именами. Я, конечно, не про хрестоматийное имя «ведьмы киевской», которым нарекла подругу этим дивным утром. Я – про Анну.
Дело в том, что все другие подруги называют ее Ася – это традиционное семейное сокращение от Анны. По женской линии у них в роду одни и те же имена: Анна, Ольга, Наталья, Надежда, Вера. И всех Анн издревле (а род действительно старинный) зовут Асями.
Но Анна – одно из самых любимых моих имен. Если бы у меня была дочь, я обязательно дала бы ей древнее священное имя – Анна или Мария. Поэтому я не стала сокращать прекрасное имя моей подруги до минимума.
В ответ она пышно величает меня Юлией. Тоже, признаться, единственная из моих подруг. Со стороны наши беседы, думаю, сильно смахивали бы на перевод из учебника какого-нибудь языка, если бы не живость, а иногда и лихость речи и разнообразие тематики…
«Анна, не вас ли, прогуливающуюся возле Оперного театра, видела я в прошлую пятницу?» – «Нет, Юлия, вы ошиблись. Я не прогуливалась возле Оперного театра ни в пятницу, ни в субботу. Я не буду прогуливаться там и в понедельник».
Нет, это не из нашего словаря.
…Обожаю ее раскрепощенную лексику! К счастью, она полностью сохраняется на письме. Потому что очень скоро мы будем общаться только посредством переписки. Но об этом – потом, потом…
* * *
…Некоторые события лучше переживаются молча. На мой взгляд, непременно молча, ни с кем особо не делясь, нужно переживать счастливые события. Они от этого приобретают какие-то физические свойства. Увеличиваются в объеме или теплеют, например.
Несчастья наоборот – нужно проговаривать, заговаривать, делить, дробить…
Когда прекрасная Аннина любовь с Юным Программистом оборвалась так странно и по-настоящему болезненно, мы очень много говорили.
Умную Анну невозможно утешать банальностями типа «все будет хорошо», но это было именно то, что я внушала ей в долгие зябкие зимние дни. У этих дней был звук: металлический, бряцающий, царапающий. И запах, отвратительный больничный запах… Меньше всего верилось тогда, что что-то вообще когда-то будет, особенно – хорошо.
Потому что было плохо. Но той зимой меня посетило Откровение! Я поняла, что ЮП и кровавый разрыв с ним были последним испытанием для Анны.
И я сказала об этом вслух, внушая ей, а может быть, заклиная неведомые силы. «Все, – говорила я, – это последний глоток из твоей горькой чаши». Она даже не смотрела на меня, так, курила, уставившись в одну точку. Без всякой связи с моими камланиями вставляла: «Знаешь, как теперь называет его жена? „Геронтофил“…» Или: «Представляешь, не было – не было, а тут сразу двое…»
Обнаружив, что ее замарашка-муж, который годился только для добычи денег, да к тому же неделями проживал у неженатого брата, неожиданно кому-то полюбился, молодая жена ЮП потребовала сатисфакции. Она стала периодически звонить в их уже становящийся «семейным» дом. В выражениях не стеснялась. Ну, это классика: «Негодяй, идиот, подлец, вернись в семью!» ЮП отказывался. Ему очень понравилось быть любимым.
В ход пошел шантаж. «Я выброшусь из окна!» ЮП не поверил. «Тогда я выброшу твою дочь!» И ребенок начинал плакать в трубке…
Конечно, он сдался.
Анна вела себя в этой ситуации единственно возможным образом: отошла в сторону и оставила право выбора за мужчиной. Не опустилась до предъявления встречных исков. Хотя повод был. Как оказалось, даже два.
…Они еще долго переписывались по электронной почте. Сначала это были большие письма, где не было жалоб, а только жалость. Потом письма стали короче: оба поняли, что их недолгое счастье прошло, а то, что их связывает отныне – не-счастье. И нужно как-то привыкать жить друг без друга.
Ближе к весне она случайно встретила его на улице, в центре. И заметила, что он по-прежнему молодой, но такой неприкаянный, что даже когда-то весело купленное ими дорогое пальто приобрело беспризорный вид…
«Заходи в гости», – сказала ему, почти не волнуясь, Анна. «Хорошо», – кивнул он. Плакать было нельзя. Поэтому Анна стала рыться в сумочке, а ЮП – в карманах, и они рылись так, пока не найдены были последние сувениры. Анна подарила ему мягкий ластик «Кохинор» и зеленый маркер. У ЮП нашлись турецкая монетка и брелок в виде ящерицы. Они подарили друг другу эти мелочи «на память» и разошлись.
Потом Анна рассказывала мне:
– Ты представь, и ведь ни одной случайной вещи…
