— Сто копий «Екклесиаста» Лока, если столько найдется.
— Сто? Для всей вашей команды?
— О, нет. Число моих людей без малого в пять раз больше.
— В пять? Да это целый город!
— В некотором роде. Я договорился с мистером Филдом, что куплю у вас книги для моей книжной лавки в Венеции. Я продаю исключительно английские издания.
— Вы постоянно живете в Венеции?
— Вас это удивляет?
— Нисколько. Пожалуй, радует, вот верное слово. Признаюсь, я вам завидую.
— Мне нужен не только «Екклесиаст», но еще и вот эти, — Том передал ей большой список с указанием количества экземпляров.
— Не кажется ли вам, что здесь не хватает книг о приключениях и о любви? — спросила Виола, бегло просмотрев перечень.
— Мне говорили, что у вас безупречный вкус, — ответил Том. — Я полностью доверяюсь вашему выбору. Помогите мне дополнить список.
Она еще раз внимательно прочитала и занялась подбором книг.
— Я часто вспоминаю нашу первую встречу, — сказал Том.
— Боюсь, тогда вы могли сделать неверный вывод, капитан. Я сама дала вам повод.
Он ответил тихо, но она услышала.
— Я молил Святых Вильгельма и Ieopra хранить вас. Я счастлив, что мои молитвы услышаны.
Виола не нашлась, что ответить и продолжила подбирать книги.
— Не буду мешать вам, — сказал Том. — Когда мне вернуться за ними?
— Скажем, завтра в шестом часу. И захватите с собой помощника. Надеюсь, вы приняли приглашение моего брата?
— Да, с радостью!
Он склонился к ее руке, слегка сжав ладонь, и вышел на улицу.
Вечером следующего дня, после того как Том и приехавший с ним в четырехместной повозке его помощник Николас погрузили подобранные Виолой книги, Николас повез библиотеку в порт, а Виола и Том направились к издательству.
— Я хочу позвать Джека, — объяснила она.
Ричарда в мастерской не было. К ним навстречу вышла Жаклин.
— Мистрис Филд, простите, мы не должны были врываться и отрывать вас от дел, — извинился Том.
— Но раз уж вы ворвались, чем могу служить? Виола, а вы что же, закончили работу раньше? Никак не ожидала увидеть вас сейчас здесь.
— Мистрис Филд, могу я просить вас? — Том не дал Виоле ответить.
Он отвел Жаклин в сторону и изобразил на лице удивление.
— Как строго! — сказал он в полголоса.
— «Бедные труженики», хотите вы сказать? Некоторые из них по нескольку недель путешествуют и занимаются совсем иным, а не своими прямыми обязанностями. У тех, кто вызывает ваше сочувствие, и без того слишком много поблажек, капитан.
— Боюсь, я вынужден просить вас еще об одной… — Том улыбнулся Жаклин. Он смотрел ей в глаза, слегка к ней наклонившись, и говорил совсем тихо. Виола видела, что хватило считаных мгновений, чтобы Жаклин кокетливо опустила глаза и, взмахнув своими пушистыми ресницами, кивнула ему в ответ: «Ну хорошо!»
Виола ничего не могла с собой поделать. Все в Жаклин казалось ей фальшивым, ее женственность, умение быть кокетливой и изменчивой, все было слишком — и красота и приветливость. Все ложь и поддельный театр.
Том вместе с Джеком подошел к Виоле и сказал, что все в порядке.
Втроем они вышли на Ладгейт-Хилл.
— Так вы уже знакомы? — удивился Джек.
— Вот уже месяц и семь дней, — кивнул Том.
— Как?
— Прошу вас, Том, позвольте ему самому догадаться, — сказала Виола. — А ты, Джек, потом поделишься своими версиями. Глядишь, так сочинится новая пьеса.
— Том, как ты все успеваешь? — вздохнул Джек.
— Festina lente
[166].
Другого ответа Джек и не ждал.
Уилл встретил их. Над очагом томилось жаркое — сочный йоркширский пудинг. Виола принялась накрывать на стол.
— Капитан, — сказала она. — Я буду рада, если вам придется по вкусу английский обед.
— Я не настолько отвык, как вам показалось. Хотя у итальянской пищи есть свой особый аромат, — сказал Том. — Вкусная, с душой приготовленная еда, уютный дом — едва ли не основа основ жизни на адриатических берегах. Добавьте сюда общение с приятной компанией, и жизнь обретет иные краски. Всего-то и нужно — усвоить простую истину.
— Поделитесь с нами этой истиной, — попросила Виола.
— С радостью: наслаждайся путешествием, не думай о плохом и в пути раздели свой хлеб с другими — тогда и сам не будешь лишен удовольствии.
— Да. Это так, — согласилась она.
— Прошу всех к столу, — скомандовал Уильям. — Том, сегодня мы не дадим тебе отдохнуть, скорее наоборот — утомим расспросами о новостях благословенных краев.
Виола не помнила, когда смеялась так, как вечером этого дня. У нее не было сил разогнуться. Джек, музыкант Том Морли, Огастин Филипс, Джон Хеминг и Генри Кондел, также приглашенные Уильямом, только и делали, что утирали слезы. Том Хартли рассказывал им истории, свидетелем которых ему приходилось быть, подражая манерам изъясняться тех, кто произвел на него сильное впечатление.
— …Так вот, этот полицейский пристав никак не мог запомнить и правильно произнести слова, что ему полагались по должности. Он говорил примерно так: «Если принца ночью встретишь, можешь ли ты его задержать? Всякий, кто знает судебные усыновления, скажет тебе: можешь, но только с согласия его высочества. Потому что стража никого не должна оскорблять. Наша стража действительно задержала две обозрительные личности, и мы хотели бы их нынче утром допросить в присутствии вашей милости. Теперь вся диссамблеяв сборе. Эй, табурет и подушку для писца, мы должны провести экзаменацию. Ах, мерзавец! Ты будешь за это осужден на вечное искупление. Я реформирую всех о том, какие оскорбления ты, проходимец, мне нанес. Хоть это и не занесено в протокол белым по черному, что этот истец и обидчик назвал меня ослом, вы, господа, будьте любезны и не забудьте подтвердить в надлежащее время и в надлежащем месте, что я — осел. Имею честь уволить себя от вашего присутствия
[167].
— Том, прекрати!
— Фу-у ты… Том, не туда ты пошел, ей-богу!.. Тебе бы в театр!
— Благодарю, господа, мне с моей жизнью театра, как видите, хватает.
— Как долго вы простоите в Лондоне, Том? — спросил Уилл.
— Надеюсь, до весны.
Вместо «до свидания» Том сказал: «имею честь уволить себя от вашего присутствия». Друзья условились, что «диссамблею» надо повторить.
