* * *
В июне 1589 года семнадцатилетний Джек Эджерли с дорожной сумкой за плечами, в которой, кроме его одежды и еды, лежало самое главное из всего, что он взял с собой в дорогу из Нориджа в Лондон — рекомендательное письмо мистера Флетчера, учителя грамматической школы, к мистеру Филду, издателю в Блэкфрайерс, и его, Джека, рисунки, выполненные углем и карандашом.
Переночевав перед въездом в столицу на постоялом дворе за Холборном, Джек проснулся с зарей под грохот нагружаемых на телеги товаров и крики возничих, кучеров, конюхов и кузнецов. Этот утренний шум и его звонкое эхо тут же окунули его в свою волну и вынесли на самый ее гребень, наполнив дрожью предчувствия предстоящих в его жизни перемен. Проделанный им без компаньонов путь показал, что Джек отлично справляется с житейскими трудностями. Когда надо, он умел постоять за себя, учтиво разговаривал, доходчиво объяснялся и узнавал все, что ему требовалось. И если дома его считали витающим в облаках мечтателем, занимающимся бесполезным рисованием, то теперь он доказал себе самому свою природную выносливость и здравомыслие.
Мистер Флетчер, учитель, оценил способности Джека, обратив внимание на его пристрастие рисовать на всем, на чем можно и нельзя. Однажды он подозвал его к себе.
— Мистер Эджерли, вам известно, что рисование — занятие, опасное для души?
[119]
— Мистер Флетчер, я…
— Лучше скажите мне откровенно, чем вы собираетесь заниматься по окончании школы? Торговать, как это делали все Эджерли до вас, или учиться дальше?
— Я хотел бы учиться, сэр.
— И чему вы хотели бы учиться?
— Сэр, я…
— Я полагаю, тому делу, что подвергает вашу душу смертельной опасности, не так ли?
Испуганный Джек молчал.
— Возьмите это, — мистер Флетчер протянул Джеку сложенное и скрепленное его печатью письмо и записку с лондонским адресом.
— Это письмо к издателю. По учебникам, напечатанным в его издательстве, я имею счастье учить вас. Это поистине счастье, мастер Эджерли. Потому что, запомните — мастерство — это самое ценное, чего способен достичь человек в своей земной юдоли. Идите в Лондон. Покажите мистеру Филду мое письмо и свои работы. Ведь вы храните свои работы, не правда ли?
Джек готов был идти в Лондон немедленно. Он и отправился туда пешком — через месяц после окончания школы.
Теперь он стоял, перешагнув порог издательского дома Вотроллье — Филда, как десять лет назад стоял сам Ричард, щурясь от перемены света. На улице был ясный летний день, в мастерской свет был будто заштрихован, приглушен. За небольшим столом в мастерской сидел светловолосый человек с исключительно правильными чертами лица. Джек видел разных людей — светло- и рыжеволосых, светлоглазых и высоких — среди них были симпатичные, порой красивые и не очень. Но такого он не встречал никогда. Точеная переносица разделяла широкие штрихи темных бровей. Острый нос с тонкими крыльями, строгие складки в уголках красивых губ придавали ему выразительную сдержанность. Умные, поблескивающие искрой, аквамариновые глаза, будто прозрачные, смотрели пристально и спокойно, словно ничто не могло взволновать их прекрасного обладателя.
Джек постучал по косяку двери, но шум станков заглушал все сторонние звуки.
— Проходите, сэр.
Человек за столом оторвался от чтения и, разминая ладони, поднял голову. Джек от волнения забыл все слова.
— Сэр… я… простите, сэр… добрый день… я ищу издательство… мистера Вотроллье… Филда…
— Вы нашли его. Полагаю, вы ко мне. Проходите.
— Я…
— У вас есть рекомендации?
— Как вы узнали, сэр?
— Вы же хотите спросить, нужны ли нам подмастерья? Возможно, вы пришли по чьему-то совету.
Произнося все это, хозяин встал из-за конторки. Джек не ожидал такой разницы в росте и смутился еще больше. Золотоволосый, ясноглазый великан из рыцарского романа стоял перед ним во плоти и говорил с ним так, будто они присутствовали при дворе Ее Величества.
— Да, сэр.
— Чьему же? То есть — каковы же, собственно, ваши рекомендации? Кто посоветовал вам обратиться ко мне?
— Мистер Флетчер, учитель нашей школы в Норидже. У меня письмо для вас от него.
— Прекрасно. Позвольте узнать ваше имя.
— Джеймс Эджерли, сэр.
— Джим?
— Джек, сэр.
— Сколько у вас братьев?
— Семь, сэр.
— Вы который по счету?
— Четвертый, сэр.
— Прекрасно.
Ричард протянул руку. Джек отдал ему письмо.
Начав читать, Ричард удивленно приподнял брови и улыбнулся собственным мыслям.
— Вы принесли с собой рисунки?
— Да, сэр!
— Я бы хотел взглянуть на них, если вы не против, — Джеку показалось, что Ричард сказал это строго. Он вздрогнул, но, посмотрев на Филда, встретил такой мягкий взгляд и улыбку, что чуть было не засмеялся от смущения.
Ричард внимательно просмотрел работы Джека, пока тот трясся от волнения, ожидая вердикта.
— Что ж, — наконец Ричард посмотрел на него. — Ваши рисунки, бесспорно, заслуживают внимания. Но вам есть, над чем работать. У вас иногда появляется двойной штрих, а это в работе гравера недопустимо. Вы ведь рассчитываете в будущем именно на место гравера? Во всяком случае, почтенный мистер Флетчер именно так вас и рекомендует — «как будущего искусного гравера, если вам достанет усидчивости». Он выразил это лучше, чем мог бы я. От вас действительно потребуется усидчивость и терпение. Один благородный джентльмен, который в свое время оказал мне неоценимую услугу, сказал, что для работы в нашем деле необходима не только сила, выносливость и грамотность. Здесь нужно огромное терпение, спокойствие, выдержка, усидчивость, стойкость и умение ладить с людьми. Книги выявляют людей. Работа с ними — как исповедь. Даже тот, кто не пишет книги, но лишь служит им, все равно проявляет свою натуру в работе. Видимо, сама сущность нашего дела такова, что соприкосновение с текстом делает нас самих подобием книг. Как это происходит, я не скажу, я не схоласт. Но это волшебное действие книг и работы, с ними связанной, я давно заметил, и считаю это главным.
Джек завороженно смотрел на него. Мистер Филд говорил спокойно, не стараясь перекрыть голосом шум мастерской. И при этом не нужно было прислушиваться, Джек слышал каждое его слово. Его лицо то озарялось, повинуясь выражению глаз, то возвращало некую отстраненность. Джек очнулся, когда понял, что хозяин спрашивает его о чем-то. Низкий голос и весь его облик просто лишили молодого человека дара речи, руки которого уже чесались взяться за карандаш, чтобы немедленно сделать хоть набросок портрета этого необыкновенного человека.
