Во-вторых, — психологически. Назваться поэтом, равно как писателем, художником, музыкантом, в современном мире стало означать высокую степень социальной отчаянности личности, в лучшем случае — независимость. Этот шаг выражает готовность человека в ту же минуту гласно или нет быть вынесенным за пределы любого сообщества людей популярных профессий. Искусство в XXI веке подвергается остракизму. Впрочем, подобные жалобы и выводы остаются голословными до тех пор, пока общественность не предпринимает направленных действий — заявлений, публикаций или деклараций и митингов.
13 сентября на странице микроблога галереи «Тейт» появилось следующее послание: «Искусство нуждается в ВАС! Дэвид Хокни, Дэмиен Хёрст и др. уже подписали петицию «Спасите искусство» — присоединитесь к ним сегодня». Далее следовала ссылка на сообщение в блоге «Спасите искусство» с текстом петиции Луизы Саммерс и подробным пояснением к нему:
Кампания «Спасите искусство» организована лондонским, отделением «Тёрнинг Пойнт Нетуорк», национальным консорциумом, объединяющим более 2000 художественных организаций и художников, посвятивших себя совместной работе по нахождению новых возможностей поддержки, искусства в Соединенном Королевстве.
Кампания «Спасите искусство» призвана вдохновить людей, на подписание петиции, текст, которой будет направлен министру культуры Джереми Ханту. Авторы документа указывают на то, что за последние 50 лет в Британии возникла живая и яркая художественная культура, ставшая, предметом зависти во всем мире, представители которой в настоящий момент обращаются к правительству с призывом против сокращения финансирования. Подобное сокращение субсидий может не только подвергнуть риску разрушения многолетние культурные достижения, но и экономический эффект, обеспечиваемый ими.
Более 100 лидирующих художников страны, среди которых: Дэвид Хокни, Дэмиен Хёрст, Энтони Каро, Ховард Ходжкин, Аниш Капур, Ричард Хамилтон, Бриджет Райли, Энтони Гормли и Трейси Эмин уже присоединились к настоящей кампании, поддержав протест против запланированного правительством 25-процентного сокращения, финансирования искусства.
Участники кампании выступают за разумное сокращение субсидий и повышение эффективности, их использования, однако подчеркивают, что обещанное 25-процентное сокращение способно уничтожить многое из достигнутого и нанести, особенно сокрушительный удар по малым художественным организациям, национальным и региональным музеям, и их коллекциям.
Еженедельно на этом сайте будут выставляться работы художников на данную тему. Все художники — участники настоящего проекта щедро пожертвовали свое время, талант и произведения.
Одной из работ, созданных на тему воззвания «Спасите искусство», стал плакат Уильяма Морриса:
Я НЕ ХОЧУ ИСКУССТВО
для избранных
ТАК ЖЕ КАК НЕ ХОЧУ ОБРАЗОВАНИЕ
для избранных или
СВОБОДУ
для избранных.
Фоном страницы микроблога галереи «Тейт» в эти дни стало полотно Генри Уоллиса «Гибель Чэттертона».
«Итак, официальный старт новой эпохе дан: варварство… или все-таки Возрождение?» — такими словами заканчивалась и программа «Метаморфозы» Фреи Миллер, посвященная этим событиям.
19 октября люди всерьез были намерены отстаивать школы, музеи, галереи и театры — приюты творчества и прибежища своей любви.
В Центральном зале Вестминстерского дворца планировался митинг Конгресса профсоюзов под лозунгом «Все вместе», написанном на четырех разноцветных парах ладоней: «Вместе за работу, здоровье, общественные организации и школы».
Столь массового общественного движения и выступлений столица не видела давно. В тот день без преувеличения в городе яблоку не было, где упасть. И если в год финансового кризиса было понятно, что волнения оправданы страхом, что в какой-то момент работа и деньги могут иссякнуть и «нечего будет есть», то теперь не меньшая толпа выходила защищать свое право читать книги, ходить в театры и слушать музыку. Сила, напор и уверенность этого движения обескуражили многих.
За день до предстоящего выступления на митинге Конгресса Джим сидел в кабинете Форда в юридической корпорации Грейс-инн и обсуждал с ним вопросы, касающиеся театра и образовательного центра. Закончив деловую часть, Форд не удержался.
— Ты действительно думаешь, что призывами к толпе можно повлиять на что-то? По-моему, разумнее было бы выступить от имени театра кому-то из актеров. Их профсоюз — им и карты в руки.
Джим покачал головой.
— Хочешь сказать, «пришло время выходить на баррикады»? — скептически усмехнулся Форд. — Это наивно. Никогда ничего не решить речами. А нажить неприятностей можно много.
— И это говорит человек, от речей которого зависят судьбы людей, — сказал Джим, убирая свои бумаги в мягкий рыжий портфель.
— Положим, судьбы решают закон и факты, если не вдаваться в философию. А ты хочешь прослыть «красным лордом» и всерьез полагаешь, что ваши протесты чего-то стоят?
— Да. Думаю, да. Я полагаю, что можно и нужно повлиять на их стратегию. И не только призывами, как ты сказал, но и делами, ровно настолько и так, как это каждому по силам.
— Это наивно, Джим, не будь ребенком!
— Форд, для чего мы живем?
— Ты что, серьезно?
— Вполне. Я уверен, что мы работаем для своего будущего. И пусть нас услышат.
— Актерская братия и зрители тебя, спору нет, поддержат. И только. А для твоего бизнеса нужно, чтобы тебя поддерживали и те, кто здоровается в клубах с твоим отцом. Странно, что мне приходится говорить тебе об этом.
— Мои дед и отец, как ты знаешь, всю жизнь работали с людьми и думали об их интересах в самые трудные времена. Меня не очень беспокоит отвернутся ли от меня те, о ком ты говоришь. А вот судьба актерской братии и проблемы наших зрителей меня волнуют. Их поддержку потерять нельзя. Понимаешь? Не-ль-зя!
— Ладно. Мое мнение ты знаешь.
— Лучше, чем ты думаешь, — улыбнулся Джим.
Он был уже на улице, когда его телефон зазвонил.
— Попробуй только затащить на митинг Форда, — угрожающе прозвучал голос Линды, — я тебе голову откушу.
— Нет, все-таки Форди счастливец — вот это рвение! А скорость! А преданность! — засмеялся Джим.
— Я тебя убью!
— Это уж слишком даже для жены адвоката.
— Джим, это не смешно!
— Ли, это очень смешно — то ты всеми силами рвешься из условностей, а то в лучших традициях бросаешься защищать репутацию мужа, который и сам на милю не подойдет ни к каким протестам. Не бойся, я не пытаюсь уговорить его возглавить левое движение. Можешь спать спокойно.
— Удачного восстания, «Гаврош»!
— Пока, дива!
Утром во вторник Виола завтракала «У Маффина» в компании хозяина. Мартин жаждал оказаться в гуще событий и тоже намеревался участвовать в пикетах. Оделся он, правда, не столько протестно, сколько по-фермерски: потертые джинсы, белая рубашка, вельветовый пиджак лососевого цвета, на голове — соломенная шляпа с примятой тульей и короткими полями, благо октябрь выдался ослепительно солнечным и жарким. Виола пришла рано. Утренний чай в компании Мартина лучше самого крепкого кофе дома придавал боевой настрой. Да и сами завтраки в пабе друга были очень соблазнительными. Маффин — сибарит и эпикуреец — возвел еду в культ, а приготовление ее — в радость для себя и других. Каких только пышек не подавали здесь к чаю и кофе: хрустящие маффины с плоским верхом и белоснежными боками, подсахаренные, припорошенные ароматной ванильной или коричной пудрой, горячие, с углей, еще пахнущие подпаленной корочкой и мукой, белесые, белотелые. А оладьи — пышные, с джемом и молоком, соленые, приправленные травами, творогом и мягким сыром, зажаренным яйцом с беконом, семгой, зеленью и огурцами, итальянской начинкой из вяленых помидоров, с базиликом, оливками и пармской ветчиной, с бананами, медом или чистейшим пышным деревенским маслом — вариант, который особенно любил сам хозяин. И все это входило в стандартное меню завтрака. Маффин — щедрая душа — отовсюду привозил легкие и оригинальные рецепты пищи простой и понятной большинству его посетителей. За сочувствие своему увлечению он особенно был благодарен Джиму. У Мэри Эджерли, матери друга, и у Мэгги, домоправительницы Эджерли-Холла, он позаимствовал немало отличных рецептов.
