Рубашку снимать не стал, заглянул в чемодан, где лежала сменка. Вот и майка, такая же, как сейчас на нем. Очень хорошая, прочная, «100 % cotton».
Cotton…
Майку спрятал, белье проверять не стал. Ему, живому, летящему сквозь послушную синеву, все равно. А вот когда найдут разбившийся в кровавую кашу труп, изучать станут каждый осколок, каждую тряпочку. Мудрое начальство решило перестраховаться.
…Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях…
Настроение испортилось напрочь. Кажется, его, Николая Владимировича Таубе, девятнадцати лет от роду, уже отпели и снарядили в последний путь. Рассказать напарнику? Надо, но не сейчас, лучше перед полетом, злее будет.
…С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о твердый камень…
Итак, план работы.
* * *
– Думаешь, за посольством следят и ночью? За теми, кто входит и выходит, возможно, но чтобы увидеть нас, надо посадить наблюдателей на крыши и дать им приборы ночного видения. У русских таких еще нет, они и у нас не слишком надежные. Я была на испытаниях. Фирма AEG, инфракрасный прожектор- осветитель и преобразователь с фотокатодом. Чтобы такое сделали здесь?
– Термос вспомни, Неле. Сделают! Или в Штатах купят. Рядом есть подходящая крыша – общежитие Института красной профессуры. В конце концов, посадят обычных наблюдателей с хорошей оптикой. Или необычных. Найдут парня с ярко выраженной ноктолопией, потренируют как следует.
– Мы с тобой параноики, Лейхтвейс. Представила картинку: ночь, крыши, а на них – сотрудники ГПУ, как химеры на Нотр-Даме. И в темноту смотрят…
– Почему бы и нет? Наблюдать придется только за несколькими посольствами – тех стран, у которых имеются ранцы. Но, допустим, сейчас еще не начали, однако как только заподозрят, среагируют мгновенно. В Кремле и на сталинских дачах такое наблюдение наверняка уже есть, поэтому взлетаем на максимальной скорости, вертикально вверх и сразу на большую высоту. Возвращаемся аналогично, может, мне придется брать тебя в охапку. Одну тень сложнее заметить, чем две.
– Серьезно? Ладно, стерплю. Закрою глаза и стану думать о Рейхе.
– Над городом снижаться не будем, рабочая высота – километр, экстренные спуски до 500 метров. Вполне вероятно, потеряемся, поэтому первым делом изучи маршрут. Если что, не паникуем, возвращаемся самостоятельно. И последнее. Только разведка, никаких активных действий до получения специального приказа. Особое внимание – их «крылатым», они где-то здесь, в Москве. Может быть, сейчас прямо над нами.
– Такого еще никто не делал, Лейхтвейс? Мы – первые, правда?
– Первые – и самые опасные. Последний пункт пересказывать не хочу, сама знаешь. В случае попадания в плен…
– Сначала уничтожаем ранец, потом… «Мы станцуем за облаками. Ты вернешься, а я останусь…»
– Заткнись! Пока я жив, ничего с тобой, Неле, не случится. В воздухе – я твой тангейро. Глупые бычьи глаза и пар из ноздрей.
– А потом посажу тебя писать отчет и заставлю переделывать его по пять раз. Нет, по шесть!
– Угу. И займешься со мной строевой подготовкой.
– Хорошая мысль. Но танго – лучше.
5
Вначале он не понял, откуда взялся свет. Серый сумрак начал редеть, обозначая смутные контуры огромной пещеры. Нет, не пещеры – зала, в давние годы вырубленного в толще скалы. Неровный свод, стены квадратом, покатый пол, местами устланный большими каменными плитами. Наконец, развиднелось. День не наступил, однако стало заметно светлее, темнота попятилась, уходя под стены, и Дикобраз смог разглядеть собственные руки в прочной стали. Встал, ежась от холода, сделал несколько шагов вперед, и тайна раскрылась. В центре свода – круглое белое око, световой колодец. Там, за каменной скорлупой, иной свод, небесный. Облака, летняя синева, птица в полете… Здесь только твердь и вода.
Вода и удивила больше всего. На Кавеозо ее набирают в цистерны, берегут, приносят в глиняных кувшинах из долины, раз в два дня единственный в Матере грузовик привозит наполненные бочки. Здесь вода была всюду. Глубокий каменный желоб пересекал зал ровно посередине, от него шел отвод к дальней стене, исчезавший в толще скалы.
Сюда они пришли по каменному мостику, начинавшемуся сразу под лестницей. Двадцать ступеней, вверху – обитая железом дверь. Подниматься наверх не имело смысла, свод был недоступен, и Дикобраз занялся стенами.
Та, возле которой он сидел, щетинилась железом. Ржавые скобы с уцелевшими звеньями цепей, крючья, две вмурованные в камень балки. По поверхности камня – глубокие царапины, иногда складывающиеся в буквы и слова. Самую большую надпись он смог разглядеть: «Salvum fac populum tuum et benedic hereditati tuae, Domine» – «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние твое..». Молитва Животворящему Кресту… Но прочее не читалось, лишь отдельные обрывки. «Non est hic…», «Anno Domine…», «Dimitte…» По-итальянски тоже: «Три года…», «Верю…» и не слишком понятное – «Пастора».
Три года… У тех, кто попал сюда, времени в избытке.
Стена по правую руку была пуста, только в середине, на уровне глаз, царапины складывались большим неровным крестом. Остальные – ту, что впереди и по левую руку, князь решил осмотреть позже, когда прибавится света. Пока ясно лишь одно – от жажды не умрет, и мыло пригодится вкупе с зубной щеткой. К стене не приковали, тоже плюс. На этом все хорошее заканчивалось. Три года… В промозглой сырости и месяц прожить мудрено.
Подходить к гнилой соломе даже не хотелось, и князь вновь присел прямо на холодный камень, спиной к стене. Финал затягивался. Та, которой положено было прийти в эту ночь, отчего-то медлила. Он прикинул, как такое можно обыграть в сценарии, без всякого удовольствия подсчитав возможные варианты. Если еще нужен, то едва ли на добро. Потом, вообразив, что действительно пишет очередной опус для Глории Свенсон, принялся представлять возможные варианты спасения. Итак, «Герой в узилище», героическая мелодрама…
…Глории это уже не нужно. Последний раз снималась три года назад, причем неудачно, с продюсерами в ссоре, а еще алкоголь. Газеты пишут – очень серьезно.
Из светового окна лился ровный белый свет, внушая несбыточные надежды. Через отверстие мог бы спуститься верный друг, какой-нибудь Человек-Кузнечик. Или Тарзан, поспешивший на помощь из джунглей. Лиана, набедренная повязка, победный переливчатый крик… А еще подошла бы юная и прекрасная дочь тюремщика. Нет, не годится, герой уже в возрасте… Дикобраз провел ладонью по небритой щеке, подыскивая выход. Юная и прекрасная дочь, однако не тюремщика, а самого героя. Внучка! Переодевается в красную мантию палача и выводит почтенного старца из каменных глубин. Или… Он покосился на стену с крестом. Жених внучки изобретает подземную лодку под названием «Наутилус-Вулкан». Камень беззвучно вспучивается, рассыпаясь в прах, из глубины появляется острый стальной бур.
