– Оденься. Собери с собой вещей. Ко мне поедем. Там никто не помешает.
Чему не помешает – и так понятно. А Надя протестовать не стала – соскочила с кровати и начала одеваться. Я даже специально задержался, чтобы полюбоваться движением ее стройного, красивого тела.
Такое тело не заработаешь на тренировках в спортзале. Такое дается от природы немногим счастливицам. В спортзале такое тело только лишь немного улучшают, делают рельефнее, еще красивей.
Меня Надя уже совершенно не стеснялась. Да и глупо стесняться, когда только полчаса назад стояла на коленях передо мной с задранной вверх голой попкой и постанывала от наслаждения! Какие теперь от меня секреты? Я видел ее во всех видах, разглядел во всех подробностях и без колебаний скажу – эти подробности мне понравились. Очень понравились!
Уже когда стоял в дверях, снова подумал, а может, не надо туда идти? Ясное дело, что без потасовки не обойдется. И зачем мне это нужно? Все равно сейчас уезжаем.
Чуть не повернул назад, и только мысль о том, что не люблю бросать незаконченные дела, а самое главное, что нужно обязательно наказывать Зло, снова развернула меня к двери и отправила в новую «задницу», встретившуюся на моем пути.
Даже странно – почему это все мои проблемы от женщин? Та же самая Нюся – не встретилась бы мне в кафе, и не собирался бы я за нее мстить! И вот сейчас – Надя. Какой-то придурок подбил ей глаз – я что, обязан его убить? Может, и обязан. Он МОЮ женщину обидел! Мою!
У меня вдруг заныло внутри, как от предвкушения оргазма. Да, знаю, это нехорошо, но с некоторых пор мне нравится насилие. Я получаю от этого удовольствие сродни оргазму! Может, потому я так рвусь наказать этого скота? И тут еще надо разобраться – я получаю удовольствие, потому что просто бью человека или от того, что я бью плохого человека? То есть наслаждаюсь наказанием Зла или я чертов маньяк, которому только дай кого-нибудь побить? Надеюсь, первое. Иначе… иначе все очень плохо.
Занятый этими мыслями, я дошел до деревянной двери, украшенной свисающими с нее дерматиновыми лохмотьями обивки, и сильно постучал в нее кулаком, надеясь, что сквозь грохот «хэппи нейшен» меня все-таки услышат. Никакого эффекта. Постучал еще. И еще. А затем начал бить ногой, повернувшись спиной к двери, ну не носком же ботинка долбить? Ботинки у меня хорошие, прибарахлился. Даже слишком хорошие – итальянские!
Кстати сказать, никогда не понимал, как так получается, что из одной и той же кожи можно сделать такие ботинки, которые напрочь уничтожат тебе ноги, или ботинки, которых ты даже не замечаешь, влезая в них будто в старые, мягкие перчатки. Ну как так?! Почему итальянцы могут сделать такую обувь, а мы – нет?! Лучшее в мире оружие – у нас. А ботинки, как и автомобили… м-да. Больная тема! И думать над ней, когда ты долбишь ногой в дверь негодяя, кажется совершенно глупым делом. Вот только жалко обивать классные ботинки о мерзкую дверь. Впрочем, как и кулаки. Опера ноги кормят, так что хорошая обувь для него не роскошь, а… ну да, средство передвижения! Хе-хе… именно так.
Опять забыл – я же теперь не опер. Я гражданское лицо! Я теперь занимаюсь «народным хозяйством», как мне и грозилось любимое начальство. И очень неплохо занимаюсь. Выгодно. Что вы там пели про это самое страшное «народное хозяйство»? Сказочники!
– Эй! Ты чо, в натуре, ох…л?! Ты чего тут долбишь?
За своими мыслями я и не заметил, как музыка стихла, а дверь открылась. Услужливая память тут же вытащила воспоминание о том, как грохот от моих ударов разносился по всему подъезду. Шибко громкий – грохот!
Да, это был он, тот самый, с отекшим, крупным лицом. И воняло от него мерзко. И от лица, и от всего мужика. Пот, перегар, а еще – запах анаши. Я этот запах чую, как кот валерьянку. Уж очень приметный запах – будто во дворе жгут траву. Даже приятный запах, но… наркота.
Марихуана, она же анаша, на самом деле не так уж и вредна. Не вреднее алкоголя. Но только если употреблять ее не часто, а изредка, как и рюмку за праздничным столом. Но вот какая штука, анаша, если употреблять ее каждый день, помногу, постоянно – перестает штырить. И хочется продолжения банкета. Хочется таких же, уже испытанных ощущений. Но анаша уже этого не дает. И на свет появляется «герыч». А вот это полная задница. От героина нельзя излечиться. Организм не отторгает его, включает в обменную систему, и через довольно короткое время человек уже не может без него существовать. Он попросту умирает, если ему вовремя не дать наркоты. Если же постепенно вывести наркомана из употребления героина, то он в любом случае когда-нибудь да сорвется. Потому что, во-первых, организм все равно требует и требует этой отравы, а во-вторых, наркоман не может выскочить из круга своего общения. Не может и не хочет обрывать все связи – друзья, приятели, все те, с кем он загонял в свои вены смертельно опасную отраву. И они все равно затянут его в свой круг. И все пойдет по новой. Наркомана можно вылечить одним способом – убить!
Мужик протянул руку, видимо, чтобы толкнуть меня в грудь, и я мгновенно схватил его за пальцы, вывернул их вверх, на излом, и через секунду хозяин квартиры бежал впереди меня в полусогнутом состоянии, мордой в пол, матерясь, завывая и хрипя от боли. Я знал, каково это, вот так, с вывернутыми пальцами. Если бы я закончил прием, пальцы были бы сломаны, а моя нога погрузилась бы негодяю в солнечное сплетение.
Однако сегодня я не собирался убивать. Наказать – да. Но убивать… это надо заслужить.
Дым. Над столом, заваленным остатками какой-то жратвы, заставленным пустыми и наполовину полными бутылками, висит что-то вроде смога, образованного из табачного дыма и дыма анаши. За столом – четверо мужчин. Двое – молодые парни лет по двадцать, типичные гопники, «быковатые», с налитыми кровью и алкоголем глазами. Смесь «алкоголь плюс анаша» – убойная штука. Выносит мозги просто-таки на раз, при этом не лишая способности к движению. Что эти два бугая и собрались мне доказать в ближайшее время.
Двое других – постарше, лет под сорок, с синими, татуированными фалангами пальцев. «Сидельцы», это уж без всякого сомнения. Похоже, что недавно «откинулись», вот и отмечают этот замечательный факт, сидя в уютной компании.
Колонки, исторгавшие пять минут назад фонтан низкопробной попсы (а разве есть высокопробная попса?), были и в самом деле могучие: огромные, видимо, концертные, они были размером с холодильник и весили, вероятно, столько же, сколько самый большой холодильник, если не больше. Провод тянулся к двухкассетнику, стоявшему на деревянном, древнем табурете, видавшем, вероятно, еще и портреты Сталина, любовно развешиваемые на стенах.
– Это что за нах?! – молодые парни привстали, а те, что постарше, с любопытством людей, радующихся любому новому событию, воззрились на меня со своих стульев. – Ты чо на Димона наехал, козел?! Отпусти, ты, пи…р!
Я отпустил Димона, толкнув его в угол, потом шагнул к тому, что так опрометчиво причислил меня к сексуальным меньшинствам, и резким, хлестким ударом, без всяких изысков и приемов расквасил ему нос. Просто расплющил, да так, что собирать этот выступ на черепе придется только с помощью хирурга.
