Она сразу отметила, что храм излучает энергию, причем в этой энергии чувствовалось что-то такое, с чем Майкайле не приходилось до сих пор сталкиваться. Свою энергию храм черпал не из земли и не из воздуха, и, по-видимому, на землю она никак не влияла. Энергия храма струилась где-то в воздушном пространстве, как тот туман, что окутал башню, когда они с Файолоном занимались погодной магией. «Да, — поняла Майкайла, — именно на тот туман она и похожа. Это как бы переливающийся через край избыток энергии, не замеченный теми, кто с помощью магии откуда-то ее выкачал».
Произнеся заклинание, чтобы сделаться неприметной, как научил ее Узун, Майкайла тихо вошла в храм и, услышав голоса, направилась в их сторону. Ближайшая к входу часть здания оказалась огромным залом; потолок располагался так высоко, что она едва могла его различить, и хотя все помещение заполняли колонны, весьма разнообразно стилизованные, расстояние между ними оставалось так велико, что здесь свободно мог бы пролететь взрослый ламмергейер, раскинув крылья во всю ширь.
Продолжая идти через зал, Майкайла внимательно рассматривала колонны. У самого входа стояли опоры в форме сросшихся посредине сталактитов и сталагмитов синевато-белого цвета, напоминавшего лед. Освещался зал исключительно солнечным светом, проникавшим снаружи поэтому по мере того, как девочка уходила вглубь, вокруг нее делалось все темнее и темнее. И все-таки здесь было еще достаточно светло, чтобы она смогла различить перемену в форме колонн. Те, что стоят дальше, ближе к середине зала, раскрашены в самые разные цвета и обтесаны в форме всевозможных растений — в основном деревьев, хотя Майкайла узнала среди них и несколько цветов, в том числе и незнакомых ей. Она пожалела, что рассматривает все это не через зеркало и не может спросить древний прибор, как они называются.
Следующая комната, в которую попала Майкайла, располагалась несколько выше уровня первого зала, а потолок ее, наоборот, оказался гораздо ниже. Освещала комнату пара масляных ламп, свисавших с потолка возле дальней стены. Под лампами располагалось некое возвышение, скрытое с одной стороны занавесом; остальную часть комнаты занимали деревянные скамейки, богато украшенные резьбой с причудливым рисунком, расположенные по обеим сторонам центрального прохода. Практически все места на этих скамейках оказались заняты, но в одном дальнем ряду Майкайла отыскала свободное и присела. Ее, кажется, никто не заметил; люди разговаривали друг с другом, ожидая какого-то события.
И вот вошли два человека в длинных черных одеяниях и с золотыми масками на лицах и поднялись на возвышение. Один что-то коротко сказал — Майкайла не разобрала его слов, — и тут же наступила тишина.
Все запели какие-то молитвы, повторяя слова за теми двумя, что стояли на возвышении. Прошло несколько минут, и Майкайла обнаружила, что и сама поет вместе со своими соседями, хотя до сих пор ей не приходилось слышать этой молитвы. Распев этот неумолимо затягивал, и любой человек неизбежно становился его частью — даже если бы закутался с ног до головы непрозрачной тканью и забился в самый темный угол. А может быть, и наоборот, этот распев — как бы часть каждого человека…
— О Мерет, госпожа Южного пика, будь милосердна к нам…
— О Мерет, создающая Ноку, реку жизни, чтобы поднималась она из подземного мира и даровала жизнь стране, будь милосердна к нам…
— О Мерет, избавляющая нас от яда ползучих тварей, будь милостива к нам…
— О Мерет…
Текст молитвы был очень прост и полон повторений; каждый, как бы ни был он бестолков, глух к музыке или совершенно незнаком со здешними обрядами, смог бы уловить его и понять за пару минут. Возможно, именно для этого он создан таким простым.
Однако, несмотря на внешнюю незамысловатость этого распева, Майкайла вдруг погрузилась в какие-то странные ощущения. Казалось, она засыпает, и, хотя по-прежнему продолжает петь, глаза ее сами собой закрываются, несмотря на титанические усилия держать их открытыми, а голова начинает клониться вперед. «Это какое-то волшебство, — поняла она вдруг. — Совсем не того рода магия, с которой знакома я, но все-таки, несомненно, магия». Она изо всех сил постаралась сосредоточиться и воздвигнуть вокруг себя защитное поле — вокруг себя и собственных мыслей, а затем, ощутив по крайней мере временную безопасность, вновь расслабилась, погружаясь в молитвенный распев.
Примерно через полчаса песнопения окончились, и одна из фигур в золотых масках — судя по голосу, мужчина — заговорила. Кое-что из его речи Майкайле показалось уже знакомым; ей приходилось читать об этом в книгах из библиотеки Харамис. Человек продолжал говорить, но вскоре девочка поняла, что отстаиваемая им точка зрения совсем не похожа на то, о чем она читала. В какой-то момент она даже поймала себя на том, что вслух произносит: «Неправда!» К счастью, ее высказывание прозвучало не слишком громко, и голос затерялся в дружном хоре одобрительных восклицаний сидящих рядом людей выражавших полное согласие со словами своего предводителя. Майкайла наконец окончательно проснулась и сбросила с себя вес чары, навеянные этим песнопением.
Надо признать, что этот оратор здорово умел убеждать. Выглядел он абсолютно искренним, да, вполне вероятно, так оно и было. Но вот идеи, которые он провозглашал, например об абсолютной необходимости жертвоприношения и огромной роли крови (о том, чья это должна быть кровь он не сказал), предназначенной, чтобы смыть все беды, явно устарели еще много столетий тому назад. Как бы то ни было, Майкайла оставалась уверенной в одном: все книги, которые ей удалось прочитать о религиях подобного рода, были написаны очень, очень давно. А Харамис говорила, что в Рувенде всяческие кровавые жертвоприношения прекратились еще задолго до того, как родилась Великая Волшебница Бина. Так с какой стати кто-то проповедует их теперь?
«Ну что ж, это ведь Лаборнок, а не Рувенда, — подумала Майкайла. — И все-таки Лаборнок с Рувендой объединены почти два века тому назад, с тех пор как принц Ангар вступил в брак с принцессой Анигель; а этот принц был последним отпрыском королевской семьи Лаборнока. если мне не изменяет память.
Конечно, будучи самой младшей из принцесс, я так толком и не изучала историю правящей династии, и все-таки в том, что Лаборнок управляется теперь из Цитадели, никаких сомнений быть не может. Каким же чудом уцелела здесь подобная религия?
А все же, пожалуй, стоит порадоваться, что она уцелела, если с ее помощью можно будет раздобыть подходящее тело для Узуна. Все остальное в данном случае не имеет значения. И к тому же если сама Харамис использовала кровь, чтобы обратить Узуна в арфу, значит, связанные с кровью магические ритуалы не являются такими уж запретными и их не стоит огульно отвергать».
Здесь, в этой комнате, явно присутствуют волшебные чары. Майкайла отчетливо чувствовала поднимающийся уровень энергии. С энергетическими полями и их волшебной силой она знакома давно. Еще с детства она всем этим пользовалась, когда, например, нужно было переговорить с Файолоном, не открывая рта. Но тогда Майкайла не понимала еще, что занимается магией, — не понимала до тех пор, пока Харамис не начала ее обучать.
