Старшего назначили без него. Им оказался – стоит ли удивляться? – господин Зеппеле. Танк, поскребя гусеницами асфальт, нашел себе место точно посреди прохода. Слева и справа начали возводить баррикаду из пустых деревянных ящиков. Вначале Локи пытался делать вид, что помогает, а затем незаметно отошел вглубь, к загородке поближе. Там тоже нашелся ящик, который он и оседлал. В глубине тоннеля завелся и загудел мотором грузовик, и Хорст порадовался, что не ему придется таскать смерть с желтой полосой. Зачем камраду Четному снаряды? Пушки в танке вроде бы нет.
Со стороны ворот гулко хлестнул одиночный выстрел, и Локи невольно вздрогнул. Танки, пушки, снаряды! О чем он думает? Воры на войну не ходят, не их это совсем. Каждый свое делать должен. Вот уж попал в непонятное!
– Значит, здесь прячешься?
Хорст обреченно вздохнул. Ох, не надо было поминать!
– Пойдем! – не терпящим возражения тоном распорядился камрад Четный, но Локи упрямо мотнул головой. Не хочет, и все! Сапер немного подумал и присел рядом.
* * *
Двое плечом к плечу. Один смотрит на соседа, второй вниз, на носки деревянных башмаков.
– Надо идти, каждый человек на счету. Разложим снаряды по кругу, это их отпугнет. Нам бы до темноты продержаться.
Его сосед вздыхает в ответ.
– А я еще один куплет вспомнил. Как раз про наш случай.
– Пошли, пошли! По дороге споешь.
* * *
Конвоир да баланда, кандалы да кирка,
А помрешь – ну и славно, в рай возьмут паренька,
Будешь ангелом крякать, если с глоткой напряг,
И бегом до барака при шести козырях!
Эх, тот свет,
Даже тут мне фарта нет:
Мирлацванциг, троммельбаух,
Унтервельт рибон рибет…
* * *
Снаряды были очень тяжелые, но Локи, постаравшись, оттащил целых три штуки. Складывали их не по кругу, как Четный обещал, а почему-то в шахматном порядке. Приходилось все время оглядываться, пару раз из-за угла высовывала нос охрана, но тут же пряталась, спасаясь от верной пули. Трофейных карабинов насчитали всего шесть, не считая тех, что привезли саперы. А всего в тоннеле оказалось восемнадцать живых и двое погибших – кому-то из танкового экипажа не повезло.
Все последние дни лил дождь, но сегодня над Горгау светило неяркое осеннее солнце. Голубой купол неба распростерся над живыми и мертвыми.
7
Их сменили через час. Принесли еще раненого, а вместе с ним пришел медик – высокий парень с белой полотняной сумкой на плече. Вместо привычного красного креста – синий круг. Пэл выдали несколько влажных салфеток, и она долго протирала руки, а потом вычищала кровь из-под ногтей. Прибавилось и убитых, но в тот угол она старалась не смотреть.
Матильда куда-то исчезла, Пэл поплелась к креслу, решив, что толку от нее все равно нет, но внезапно из лифта вышел кто-то определенно знакомый. Вспомнила без труда. В их первую встречу на корабле этот человек сидел слева от мистера Эйтза. Девятый или Десятый? Девятый! Понимает по-английски, но делает вид, будто не знает. Стало быть, мистер Найнз.
Мистер Найнз был не один. Рядом с ним шел тот, кому тут, казалось бы, совсем не место – невысокий старик в фиолетовой сутане и шапочке-пилеолусе. На груди сверкал драгоценными камнями тяжелый наперсный крест.
Епископ в небесном эфире? Пэл удивилась тому, что еще способна удивляться.
Когда она поняла, что эти двое идут именно к ней, то поспешила достать из сумочки платок и зеркальце. Отвернулась, вытерла предательски потекшую тушь, убрала с губ остатки помады. Из зеркала смотрел кто-то не слишком знакомый годами чуть ли не старше тети Мири.
Зеркальце спрятала, обернулась. Вовремя!
– Леди Палладия! К нам прибыть парламентер. Высказать желание поговорить именно с вами.
По-английски мистер Найнз изъяснялся понятно, хотя и с сильным акцентом. Пэл лишь кивнула в ответ. Слово «парламентер» обрадовало, сразу понятно, чья берет.
Сопровождающий отошел, епископ остался. Пэл взглянула на святого отца без особого почтения. «Папистов» в семье не любили.
Старик явно что-то почувствовал, но, тем не менее, протянул руку с тяжелым перстнем. Неярко сверкнул большой фиолетовый камень.
– Pax vobiscum, filia mea!
[32]
«Не люблю католиков! – бурчал дядя Винни, ерзая в кресле. – Они как коммунисты, даже еще хуже. В Коминтерне хотя бы не практикуют мужеложство… Худышка, заткни уши!»
– Меня зовут иначе, – отрезала леди Палладия Сомерсет. – И говорите, пожалуйста, на языке, употребляемом в современной дипломатической практике.
Маленькие тусклые глаза внезапно блеснули.
– Hic est linguae correspondentia cum Apostolica sede habentes
[33].
Пэл дернула носом.
– Всегда ненавидела королеву Мэри! Так вы сдаетесь?
Епископ на миг прикрыл глаза, пальцы застыли, впившись в зерна тяжелых четок.
– Леди Палладия! – наконец выговорил он. – Командование поручило мне связаться с Правительством Его Величества короля Георга.
Теперь следовало удивиться.
– Напишите им письмо. Лондон, Даунинг стрит, 10. Можно заказное, это не слишком дорого.
Ответный взгляд ударил молнией.
– Мы уже послали несколько радиограмм. Наш человек в Лондоне пытался встретиться с кем-то из министров, ему отказали. А между тем Соединенное Королевство де-факто вступило в войну с нашей страной.
Пэл с трудом сдержала улыбку. Прочувствовали? Ничего, это только начало!
Relentless, ruthless and remorseless!
* * *
– Монсеньор епископ! Все попытки Соединенного Королевства наладить нормальные межгосударственные отношения с Клеменцией проигнорированы. Между тем, ваши контакты, в том числе в военной области, с Третьим Рейхом постоянно развиваются, что оценивается правительством Его Величества, как явная и непосредственная угроза. Где бессильны дипломаты, в дело вступает армия. Так что вас удивляет?
– Дочь моя… Леди Палладия! Вы так спокойно говорите о войне?
– Двадцать семь моих предков погибли за Британию и Короля, включая и моего отца. Совсем недавно ваши агенты убили мою родственницу и хотели убить меня. Я англичанка, монсеньор епископ.
– Наше командование просит Правительство Его Величества выступить посредником в деле заключения перемирия между Клеменцией и государством Тауред.
