– Неизвестно. Гиммлер уходить не захочет, а его возможности очень велики. В Рейхе уже неспокойно. Позавчера «Свободная Германия» сообщила о гибели Теодора Эйке. Он был инспектором всех концентрационных лагерей и правой рукой рейхсфюрера. Якобы погиб в автомобильной катастрофе. Эйке – только начало. Думаю, обстрел немецких цеппелинов тоже как-то с этим связан. Вы едете в серпентарий, леди Палладия.
– А с какой гадюкой проще будет договариваться?
– Ни с какой – пока Гитлер у власти. Шансы, что его свергнут, мизерны, но они постепенно растут. Если же не выйдет – плохо…
– Война?
– Война!
3
Унтер возмущенно дернул носом, без особого успеха попытавшись принять грозный вид:
– Где ваша форма, гефрайтер?!
– Ее нет, – честно сообщил Лонжа.
Все воинские части одинаковы. Был в одной, считай, посетил и остальные. Плац, казармы, караульные будки, склады и, конечно же, канцелярия с ее обитателями. Этих явно в одной печи обжигали и только потом раскрасили согласно уставу.
– А вы знаете, что бывает с военнослужащим, который утерял казенное обмундирование?
– Конечно, знаю, – удивился новоиспеченный гефрайтер. – Ему выдают новое.
Крепость Горгау Лонжа сумел увидеть, только оказавшись внутри и выбравшись из грузовика. Первый взгляд не слишком вдохновил. Зеленые крыши, здания в серой известке, в разрывах между ними, как и ожидалось, стены, но какие-то невысокие, причем явно помнившие лучшие времена. Всюду глубокие трещины, кусты у подножия, а вот и деревце, вцепившееся корнями в разлом.
За серыми домами – высокая зубчатая башня. Одна. И тоже деревья между зубцов.
Ближе к воротам, через которые въехали, картина более понятная: плац, полосатая будка охраны, стальной флагшток, несколько авто возле стен. Народу же не слишком много, сходу и двух дюжин не насчитать. Часть в привычной зеленой форме, однако, некоторые почему-то в белом, словно мукой обсыпаны.
Репродуктор над входом в одно из зданий и еще один – возле караульной будки.
Особо присматриваться Лонжа не стал, еще успеет. Одно ясно – не «кацет». Даже крысы канцелярские, хоть и скалят зубы, но не кусают.
– Прочитайте и распишитесь. И здесь распишитесь. И здесь!
То, что он по-прежнему Рихтер, Лонжа окончательно понял, оказавшись пред хмурым ликом некоего майора, к которому и подвел его Столб сразу же после выгрузки из машины. Представил, показал пакет с документами. Тот лишь кивнул и махнул рукой, документы смотреть даже не стал. Лонже почему-то показалось, что о его прибытии знали заранее, во всяком случае, в канцелярии, куда он попал после встречи с майором, если чему и удивились, то лишь тому, что новоприбывший в штатском. Лонжа с интересом узнал, что служит в Вермахте с весны 1937-го, взысканий не имеет, а вот благодарности в наличии, равно как звание гефрайтера, присвоенное в августе, то есть сразу после окончания боев в Белоруссии. Где служил прежде, пойди пойми – в бумагах лишь номера частей.
Все в мире кончается, даже бумаги. Лонже вернули солдатскую книжку и отправили с глаз долой. Вторая рота, второй взвод, как и было обещано.
На плацу его встретил мелкий холодный дождь. Пауль Рихтер, гефрайтер второй саперной роты, поднял повыше воротник штатского пиджака и усмехнулся. В Губертсгофе тоже был дождь. И ничего, вырвался!
Ведь мысли – что бомбы:
Засовы и пломбы
Срывают подряд:
Нет мыслям преград!
* * *
– Сам ты белый, – возмутился курильщик. – Цвет называется «старая соль», такую униформу только нам носить позволено. Ты что, с неба упал?
– Без парашюта, – согласился с ним второй, годами постарше. – Чего к парню пристал? Видишь – новенький. Это рабочая форма, ну, и когда учеба, такую тоже надевают. Мы, саперы, ею гордимся, учти!
Лонжа пообещал учесть и больше не путать. С белым цветом вышел определенный конфуз, но в курилку, обнаруженную прямо за углом крайнего здания, он заглянул не зря. В канцелярии ничего толком объяснять не стали. «Свободен!» и «Кру-у-угом!» Столба найти не удалось, словно сквозь землю провалился господин обер-фельдфебель. Как свою роту найти, спросить у кого? Ясное дело, в курилке.
Место оказалось удобным еще и потому, что мимо постоянно проходили люди. За первым рядом зданий прятался второй, где столовая и склады. Парни в форме цвета «старой соли» пообещали, что если увидят кого из второй роты, непременно укажут. В казармы идти нет смысла, там в этот час лишь дневальные.
– Ротным у вас гауптман Эрльбрух, – сообщил тот, что постарше. – Но к нему лучше сейчас не подходить, он после обеда обычно нравом суровеет. Его заместителя сейчас в крепости нет, уехал. Тебе, парень, нужно к кому-нибудь из фельдфебелей…
– Если трезвого найдет, – без особого пиетета добавил другой. – Вторая рота – она, можно сказать, особая. Без намордников и покусать могут…
Его сослуживец поморщился.
– Лишнего-то не болтай! А ты, парень, смотри. Вон трое идут, самый высокий – твой. Как раз командир второго взвода.
– Спасибо!
Лонжа поправил мокрый пиджак и шагнул из-под навеса – прямо навстречу. Двоих он уже успел рассмотреть. Обычные парни, только форма зеленая, без соли. Третий же, тот, кто и был нужен, смотрел в сторону – разговор вел. Высокий, плечистый, на погоне – широкий серый кант и серебряная звездочка. Лонжа стал прикидывать, как ловчее привлечь внимание начальства, когда фельдфебель внезапно обернулся…
…И крепость исчезла, растаяв в белесом лесном тумане. Густые кроны над головой, палая листва под мокрыми сапогами. Восемь человек, восемь карабинов. Он – девятый, «Суоми» с пустым магазином и шведский «Наган» у пояса. Пять патронов в барабане, пачка в запасе…
«Камрад Лонжа! Камрады! Ни к русским, ни к полякам идти нельзя».
Встретились прямо посреди асфальта – рослый фельдфебель и невысокий парень в штатском. Секунду-другую молчали, наконец, губы смогли шевельнуться.
– Дезертир Лонжа!
– Дезертир Запал!
* * *
До курилки дошли молча, плечом к плечу, благо, там было уже пусто – ценители «старой соли» выбежали под дождь, спеша по своим делам. Лонжа только и успел, что в очередной раз поразиться происходящему. Почему все так? Случайность? Если и да, то у нее есть имя и майорское звание. Но сам ли «серый» такое придумал? Пространство, внезапно став плоским, обратилось гигантской шахматной доской. Две пешки переходят из клетки в клетку. Замки предусмотрительно сняты. Незачем, сами доберутся по назначению. Игрок же терпеливо ждет, прихлебывая кофе из чашки…
– Курить будешь?
Фельдфебель достал папиросы, но Лонжа покачал головой.
– Я – только после боя.
