По воле случая они с Ясноглазым очутились на заднем сиденье автобуса по соседству с самой болтливой и любопытной старушенцией на свете, которая с места в карьер спросила, куда это Бекки едет. Бекки сочинила очень сложную историю – что она едет в город к бабушке, а бабушка обожает пёсика, он ей как внук, поэтому Бекки и взяла его с собой. Чем больше интересных подробностей придумывала Бекки, тем легче ей было сочинять. К счастью, старушенция ей поверила. И к тому же Бекки ей явно понравилась – она поделилась с ней бутербродом с сыром и даже дала кусочек Ясноглазому. После чего битых два часа распространялась про собственных внуков, рассеянных по всему миру, от Австралии до Южной Африки. Показывала фотографии и даже письма. И только потом наконец уснула, к великому облегчению Бекки.
Большие города Бекки никогда не нравились, но когда автобус пополз в пробках к самому сердцу города, она поняла, что приехала куда нужно. Здесь можно исчезнуть безо всякого труда. Никто их не найдёт. Поэтому, когда они с Ясноглазым выходили с автовокзала на улицу, где все ужасно спешили по своим неотложным делам, Бекки вдруг почувствовала себя совсем одинокой и потерянной. Мимо проехал городской автобус. На нём значилось «Стенли-парк».
– Айда в парк! – сказала Бекки Ясноглазому. – Хоть побегаешь.
Она не хотела больше тратить деньги на билет и просто пошла за автобусом, что было несложно – он еле-еле тащился в пробке, к тому же следом в Стенли-парк ехали и другие автобусы, и можно было следить за ними. Идти пришлось долго, но автобусы подсказывали Бекки, что рано или поздно они доберутся до места, поэтому она шла себе и шла.
Когда они с Ясноглазым наконец ступили на лужайки Стенли-парка, Ясноглазый, похоже, сразу сообразил, что нужно мчаться со всех ног, – и умчался. Другие собаки – в тот день в парке гуляли в основном пудели – бросились догонять, но безуспешно. Дело было безнадёжное, но они очень старались. Ясноглазый вилял и увёртывался, наматывал круги вокруг собачьей стаи. Бекки села на скамейку, любуясь своим псом и лучась от гордости. Вышло солнце, она согрелась. И вдруг обнаружила, что счастлива. Глядя, как скачет по траве Ясноглазый, она понимала, что поступила правильно и папа одобрил бы её, а теперь будь что будет.
От этого внезапного прилива счастья она вскочила и помчалась за Ясноглазым – и забыла на скамейке рюкзак. А когда они вернулись, рюкзака уже не было. Пропала вся её одежда, одеяло, которое она взяла из дома, фотографии мамы с папой – всё-всё. Остались только деньги в одном кармане куртки и несколько печеньиц для Ясноглазого в другом. И тогда Бекки села и заплакала, в основном от злости на себя. Будь у неё мобильник, она бы тут же сдалась и позвонила маме, и весь её план пошёл бы насмарку. Но мобильник она нарочно оставила дома, потому что знала, что рано или поздно даст слабину.
Ясноглазый стоял и смотрел на неё, ещё не отдышавшись после бега. Взгляд у него был проницательный, и Бекки сразу его поняла.
– Я знаю, что ты говоришь. – Она вытерла слёзы. – Ты говоришь: «Нечего тут рассиживать и упиваться жалостью к себе». А ещё ты говоришь: «Я хочу есть».
Она скормила ему печенье, а потом посчитала оставшиеся деньги.
– Восемь тридцать два. Не очень-то много, да, Ясноглазый? Но поесть нам нужно. Я тоже проголодалась.
Они съели напополам хот-дог, как следует попили из фонтанчика и двинулись через парк.
К вечеру денег у Бекки совсем не осталось. Она купила на уличном рынке два яблока, две булочки, кусок сыра и одеяло, но беспокоило её одно: как найти в городе место для ночлега, если у тебя нет денег на гостиницу.
Приближалась ночь, а Бекки всё бродила по улицам в поисках тихого места – и тогда-то и обнаружила, что не она одна осталась без крова. Самые удобные места, где можно было спрятаться от дождя и ветра, оказались уже заняты – крылечки магазинов, торговые галереи, подземные переходы. Там поселились бродяги. Кто-то играл на флейте или аккордеоне. Кто-то сидел на обочине и попрошайничал, кто-то уже спал в спальных мешках или под картонными коробками. У многих тоже были собаки – они скалились и рычали на Ясноглазого, когда они с Бекки проходили мимо, и даже прыгали на него, лаяли, норовили укусить.
На Бекки таращились старики со взглядом голодных злобных волков, молодые люди, девочки не старше её самой, погрязшие в пучине несчастья, – смотрели, но даже не видели, лица у них были бледные, глаза запавшие. На углу стоял нищий старик. Он был в килте, но босиком, с голыми ногами, бил в барабан и тянул одну мантру, горькую и злобную: «Я бездомный. Я потерял надежду. Вам всё равно, и мне всё равно. Я бездомный. Я потерял надежду…»
Бекки жалела их и боялась. Не раз и не два у неё возникало искушение попроситься в компанию к кому-нибудь помоложе, уговорить их поделиться клочком обжитой территории, но ей было страшно подходить к ним. Она в глубине души понимала, что стоит к ним подсесть, и рано или поздно станешь одной из них, станешь как они, – и одной этой мысли хватало, чтобы шагать дальше. У Бекки болели ноги, ныли коленки. Ветер всё крепчал, а с приходом темноты похолодало. Надо было искать укрытие, и поскорее.
Бекки решила держаться подальше от бездомных, поэтому шла и шла, пока огни и шум центра не остались позади и она не очутилась на тихих, обсаженных деревьями улицах, где перед домами были разбиты садики, а в окнах горел свет и виднелись люди – они были такие же, как она, они были дома. Да, здесь было темнее, но почему-то спокойнее. На улице стало совсем пустынно, и они с Ясноглазым могли вволю поболтать. Бекки понимала, что ему это нужно, что ему так же, как и ей, не по себе в этом страшном незнакомом мире.
– Мы найдём себе местечко, Ясноглазый, – говорила она. – Не волнуйся, наверняка где-нибудь нет ни людей, ни собак. Там и поужинаем. У нас есть булочки и сыр. Яблоки ты вроде бы не любишь, правда?
Ясноглазый семенил рядом и то и дело поглядывал на неё.
– Это же лучше, чем на псарне, да? И лучше, чем там, где сейчас Альфи, вот уж точно. Ничего, что-нибудь найдём. Уже скоро, честное слово.
От разговоров Бекки становилось легче, они её подбадривали в самый нужный момент, не давали потерять надежду, когда она чувствовала себя совсем беспомощной.
Они около часа бродили по улицам с домами и садиками и наконец обнаружили дом, который с виду отличался от остальных. Окна не горели. Более того, они все были забраны ставнями. Рядом на дороге стоял контейнер для строительного мусора. Очевидно, здесь затевался ремонт, а значит, в доме никого не было. Бекки открыла кованую калитку и заглянула в сад. В углу за живой изгородью виднелся старый сарай, открытая дверь болталась на ветру. Кругом никого. Стоит рискнуть, стоит посмотреть.
Сарай оказался просто прекрасным убежищем, маленьким, уютным, а в углу были сложены мешки, на которых можно было отлично выспаться. Бекки затворила за собой дверь – и сарайчик сразу сделался их домом. Они поели; Бекки разделила хлеб и сыр по-честному, «половина мне, половина тебе». Ясноглазый так оголодал, что свою порцию проглотил в один присест и явно ждал добавки. Бекки тоже умирала с голоду, но всё-таки запретила себе съесть всё и отложила немного на потом: полбулочки и пол-яблока. Немного, но всё же можно будет перекусить. Будет чем позавтракать.
