Столкновение сопровождалось грохотом, похожим на раскат грома. Удар был такой силы, что корабль у нас под ногами содрогнулся. Нас отнесло на другой конец палубы и с размаху швырнуло в ограждение борта. Не успели мы подняться на ноги, как корабль сотряс второй, на этот раз более приглушенный взрыв, но только где-то внизу, глубоко в его чреве. Палуба резко накренилась, и мы оба снова потеряли равновесие. Но Брендан крепко держал меня и помог мне встать.
– Это торпеда, Мерри! – крикнул он. – Нас подбили, и подбили серьезно. Кораблю конец. Он потонет.
Он крепко ухватил меня за локоть, и мы бросились через палубу обратно к правому борту, к ближайшей спасательной шлюпке. Людей на палубе все прибывало и прибывало, на лицах пассажиров и экипажа был написан одинаковый ужас. Повсюду вокруг царила паника. Все в смятении озирались вокруг в попытках кого-то найти, на ходу натягивая спасательные жилеты. Но никто никого не находил. Плачущие дети в испуге звали матерей, а матери отчаянно разыскивали своих детей, выкрикивая их имена. И в этой ужасающей, порожденной страхом неразберихе никто не находил друг друга.
Корабль стремительно охватил пожар, пламя ревело, клубы черного дыма застилали небо. В первые минуты я растерялась, но, когда все же собралась с мыслями, я точно знала, что делать и куда бежать.
– Мама! – закричала я и, рванувшись из рук Брендана, бросилась к трапу. – Я должна найти маму! Она там, в каюте!
Брендан схватил меня и прижал к себе, не давая вырваться.
– Я сбегаю за ней, Мерри.
– Честное слово? – заплакала я.
– Честное слово. Я приведу ее к тебе. А теперь, малышка, стой тут, у этой шлюпки, и жди меня. Никуда не уходи, слышишь? Я сбегаю за твоей мамой и вернусь, не волнуйся. Мы посадим вас обеих в шлюпку. Их у нас уйма, до суши тут рукой подать, так что все будет в полном порядке.
С этими словами он скрылся.
Я послушно ждала и ждала, а корабль тем временем быстро уходил под воду. Повсюду вокруг меня царил хаос и ужас. Экипаж отчаянно пытался спустить на воду спасательные шлюпки, но борт уже так накренился, что многие шлюпки, под завязку набитые людьми, повисли в воздухе над водой, и ниже их было никак не опустить. Каждый раз, когда корабль рывком клонился еще ниже, шлюпки принимались раскачиваться, роняя в воду кричащих от ужаса пассажиров. Те из них, которые все же удавалось спустить, погружались в волны не горизонтально, а кормой или носом вперед и, зачерпнув воды, немедленно шли ко дну. Сотни людей уже беспомощно барахтались в океане. Многие не умели плавать и тонули прямо у меня на глазах. В конце концов я отвернулась. Невыносимо было на все это смотреть. Но ни от криков, ни от рыданий малышей, отчаянно зовущих матерей и отцов, отвернуться было невозможно.
Тут я узнала одну из пассажирок, добродушного вида пожилую даму, очень похожую на оставшуюся дома тетю Уку. Она всегда сидела в столовой в одиночестве, и я все время восхищалась ее невозмутимостью и неизменным платьем из темно-зеленого бархата. Она ласково улыбнулась мне в тот мой первый раз в столовой, когда все остальные только глазели. Я тогда была очень ей за это благодарна и теперь вспомнила ее. Она сидела на скамейке с закрытыми глазами, и ее губы беззвучно шевелились в молитве, а пальцы сжимали крестик, висевший на цепочке у нее на шее. Потом она открыла глаза и увидела, что я смотрю на нее. Она улыбнулась мне, как тогда, и сделала знак подойти и сесть рядом с ней. Вслух она не произнесла ни слова, но обняла меня за плечи и сжала мою руку в своей.
Где-то глубоко в трюме что-то оглушительно простонало, и, точно обреченный, корабль испустил последний вздох, – заклубился пар. Чем сильнее кренился корабль, чем глубже он уходил под воду, тем крепче прижимала меня к себе пожилая дама. Потом она заговорила.
– Ты совсем еще юная, – произнесла она. – Садись в шлюпку, девочка, спасайся.
– Я должна дождаться маму, – возразила я.
Она взглянула на меня в упор долгим взглядом:
– Если бы я была твоей матерью, я бы не хотела, чтобы ты меня дожидалась. Я хотела бы, чтобы ты спасалась. Идем, милая.
Мы поднялись и с большим трудом, цепляясь друг за друга, чтобы не упасть, стали пробираться сквозь толпу к ближайшей шлюпке, которая висела на талях, уже забитая под завязку. Пожилая дама обратилась к офицеру, который командовал происходящим.
– Я хочу, чтобы вы посадили в лодку мою внучку, – сказала она.
Сначала офицер не обратил на нее внимания, но она не намерена была сдаваться. Она настойчиво похлопывала его по плечу, пока он не обернулся к ней и не вынужден был ее выслушать.
– Моя внучка должна попасть в эту лодку, – произнесла она настойчиво.
– Мне очень жаль, мэм, но мест больше нет.
– Скажите, у вас есть дети? – поинтересовалась дама.
– Да, мэм.
– Если бы это была ваша дочь, вы нашли бы для нее место?
Офицер, на миг утратив дар речи, смотрел на нее.
– Тогда посадите мою внучку, – сказала она.
Больше он с ней не спорил и молча протянул руку, чтобы помочь мне перебраться в шлюпку. Последние ее слова, обращенные ко мне, были:
– Живи, дитя, ты должна жить. Живи за свою мать, живи за меня.
Когда я уже занесла ногу, чтобы перебраться через борт, шлюпка внезапно качнулась. Я до сих пор не знаю, запрыгнула ли я внутрь сама, или тот офицер забросил меня в нее, но, так или иначе, я очутилась на дне лодки. Она стала опускаться вниз, а я запрокинула голову, пытаясь разглядеть наверху ту пожилую даму, или Брендана, или маму. Но не увидела ни одного знакомого лица.
В шлюпке тоже не оказалось ни одного человека, который был бы мне знаком. Чьи-то руки подняли меня, помогли найти местечко в лодке, которая была забита людьми от носа до кормы. Каждый внезапный рывок опускающейся шлюпки отзывался острой болью в моем сердце. Я плакала и звала маму, вновь и вновь пытаясь разглядеть ее среди лиц пассажиров, облепивших ограждение палубы. Кто-то из них махал руками, большинство плакали, но мамы среди них не было. Ее там не было.
Лодка между тем с размаху ударилась о поверхность воды и, заколыхавшись на волнах, в конце концов выправилась. Матросы налегли на весла, спеша отплыть подальше от корабля, а я могла думать лишь о том, что надо было мне самой отправиться за мамой, нельзя было доверять это Брендану, я не должна была садиться в эту шлюпку без нее. Я горько плакала, обвиняя себя во всем, как вдруг почувствовала, как в мою руку скользнула чья-то маленькая холодная ладошка. Рядом со мной сидела Селия, прижимая к груди своего плюшевого мишку и жалобно всхлипывая.
– Где Пол? – закричала я. – Где ваши мама и папа?
Она помотала головой. Я принялась озираться по сторонам, пытаясь отыскать их среди тех, кто был в лодке, и тех, кто смотрел на нас с корабля. Их нигде не было видно. Я обняла Селию и крепко прижала к себе. Она плакала и дрожала, но уже не так отчаянно. Малышка прильнула ко мне и уткнулась лицом мне в плечо.
