– Как мне жить всю оставшуюся жизнь?
Мама пожала плечами.
– Я даже не знаю, чего я хочу. Не говоря уже о том, как добиться этого. Я никогда этого не знал. Я вообще ничего не знаю!
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
Когда стало ясно, что она мне не ответит, я сказал:
– Мне нравилось жить с тобой, мама. Очень нравилось. Мне не хватает тебя. Я не знаю, что мне делать.
И тут она стала таять в воздухе.
– Куда ты? – закричал я. – Не покидай меня!
Она улыбнулась еще раз, прежде чем исчезнуть, и я проснулся весь в поту, оттого что кто-то говорил «ш-ш-ш-ш-ш» прямо мне в ухо.
Сердце мое застучало, потому что я подумал, что мама действительно вернулась или что ее смерть от рака мне просто приснилась, а теперь я проснулся в то время, когда она была жива. Но я ничего не мог разглядеть, потому что свет был выключен, а шторы задернуты.
– Кто здесь? – спросил я.
– Мне некуда больше идти, – произнес женский голос в темноте, повторив Вашу памятную фразу из «Офицера и джентльмена», одного из самых любимых маминых фильмов. Но это была не мама, так как одежда женщины издавала едва ощутимый аромат абрикоса, лимона и имбиря.
– Венди?
Я слышал, как она дышит в темноте.
– Вы считаете меня неудачницей? – спросила она.
Я попытался разглядеть ее, но не мог сфокусировать взгляд.
– Что? – произнес я.
– Вы – считаете – меня – неудачницей?
– Нет.
– Считаете, считаете.
– С какой стати?
– Потому что, вместо того чтобы помогать людям жить и быть здоровыми, я позволяю человеку унижать себя физически и психически ради его денег, его силы и влияния.
– Может быть, вы просто искали свою стаю, – сказал я, вспомнив, как она любила рассуждать об этом. – А вам попалась неподходящая птица.
– Неподходящая птица, – рассмеялась она. – А почему я выбрала такую? Или мне случайно такая попалась? Подумайте об этом, Бартоломью.
– Я не знаю. Может быть, потому, что он красив, богат и умеет уговаривать? Может быть, вы притворялись, обманывали саму себя?
Она издала в темноте короткий неприятный смешок, заставивший меня поежиться.
– Мне придется бросить аспирантские курсы, если я уйду от Адама. Это прискорбная неприукрашенная истина. А если я брошу курсы, на моем будущем можно будет поставить крест. Это легко доказать статистически.
– А почему вам придется бросить курсы?
– Потому что он платит за мое обучение. Обеспечивает мне пищу, крышу над головой и… все, в чем я нуждаюсь.
– Может быть, кто-нибудь другой может это обеспечить? – спросил я.
– Вряд ли.
– Вы могли бы найти какую-нибудь работу.
Она рассмеялась так, что мне показалось, что я был одновременно прав и неправ.
– Мы не хотим, чтобы с вами плохо обращались, – сказал я.
– Вы хотите, чтобы ни с кем не обращались плохо, да?
– Да.
– А между тем с людьми всегда будут обращаться плохо. Так было испокон веков и так будет всегда, хотите вы того или нет. Вы спрятались в своем доме и в библиотеке, и вам нет необходимости заботиться обо всех или о ком-нибудь одном. Вы выбыли из игры. Вам легко.
Ее тон стал холодным.
– Я стараюсь помочь тем, кого я знаю, – сказал я. – Я не могу знать всех. Вы правы. У меня есть недостатки. Но я знаю вас и хочу вам помочь. Действительно хочу.
Она долго молчала и наконец спросила:
– Почему?
– Что почему?
– Почему вас заботит моя судьба? Почему вы хотите помочь мне? Я действительно хочу это знать. По религиозным соображениям?
– Нет, потому что вы хороший человек. Вы старались…
– Я не хороший человек.
– Конечно хороший.
Венди засмеялась, и у меня появилось такое ощущение, будто мне залепили куском льда в лицо.
– Я солгала вам, что плохо успеваю на курсах, чтобы уговорить вас пойти к Арни. Мой средний балл по успеваемости четверка. Это лучшая оценка в нашей группе. Я просто хотела сбыть вас с рук и передать Арни.
«Ха! Я же говорил тебе, самый большой кретин века!» – завопил маленький сердитый человечек, и мне стало очень плохо.
– Почему вы солгали мне? – спросил я.
– Потому что я не очень хороший человек.
Сердитый человечек принялся грызть какую-то складку в моем желудке и вонзил в его стенку ногти, острые, как когти.
– Почему вы не хотите работать со мной? Почему? Мне нужно знать ответ. Мне нужно получить его от вас прямо сейчас.
Венди молчала, но зато человечек в моем желудке, оторвавшись от своей грызни, сказал: «Потому что ты болван. Худший из всех. Никто тебя никогда не любил, кроме твоей матери, а она мертва. Дебил! Неудачное скопление атомов, которые надо разбросать по вселенной для повторного использования. Куча дерьма!»
Тут она приблизилась ко мне, и на какую-то долю секунды я почувствовал ее горячее дыхание у себя на щеке. Взяв меня за правую руку и чуть ли не прижав губы к моему левому уху, она прошептала:
– Вы лучше меня, и я вас за это ненавижу.
С этими словами она вышла, а я все еще чувствовал тепло ее руки и ее губ; несколько часов я лежал на спине, уставившись в темноту, а ее слова звенели у меня в ушах.
Почему-то все это напомнило мне тот случай, когда Тара Уилсон сначала заманила меня в школьный подвал, затем выпустила оттуда и больше никогда не разговаривала со мной. Она притворялась равнодушной и злой, притворялась, что мы незнакомы, когда мы встречались в коридоре школы. То же самое происходило теперь с Венди. История повторяется. Во вселенной имеются стереотипные схемы.
Когда взошло солнце, я спустился в гостиную. Венди не было.
Она оставила записку:
Я собираюсь прийти к соглашению с Адамом. Пожалуйста, не вмешивайтесь. Я не буду больше консультировать Бартоломью. Арни может работать с ним бесплатно, если Бартоломью захочет продолжить терапию, потому что Арни финансируют, а Бартоломью – подходящий объект для исследования. Я не хочу больше видеть ни одного из вас когда-либо. Пожалуйста, отнеситесь с уважением к моему желанию.
Венди
Прочитав записку, отец Макнами выскочил из дома, даже не застегнув пальто. Я поспешил за ним, стараясь не отставать.
Меня занимала мысль, что имела в виду Венди, написав, что я «подходящий объект для исследования». Мне не очень нравилось, как это звучит, но момент был неподходящий для того, чтобы обращаться к отцу Макнами с вопросами, потому что лицо его раскраснелось, а дыхание было тяжелым, что случается, когда он приходит в возбуждение.
