– Не будил тебя, – негромко проговорил дезертир Митте. – Воду я на нас двоих получил, и еще открыть сухой паек разрешили…
Оглянулся для верности – и шевельнул губами:
– На север едем, точно! Ребята Ганновер опознали. Накрылась Трансильвания!
Лонжа не стал переспрашивать, приняв все как данность. Ничего не будет, ни фронта, ни побега. Все пошло по новому кругу, только обратным ходом. Арестантский вагон уже есть, что впереди?
Мысли-ниточки оборвались, мысли-птицы сложили крылья. Время тяжелой горой рухнуло на плечи.
* * *
– Камрады! Ребята! Да нас же в «Колумбию» везут!
Кто-то попытался вскочить, но сидевший возле выхода конвоир молча повел стволом карабина. Кузов грузовика, затянутый зеленым тентом, набит чуть ли не вдвое против нормы. Кому повезло, сумел занять место на скамье, остальные сгрудились в проходе. Успокаивало одно – старшой конвоя пообещал, что дорога будет недолгой. Так и вышло. Несмотря на шум голосов и рычание моторов, Лонжа уже отчетливо различал самолетный гул, по которому успел соскучиться.
Камера, зарешеченная амбразура под самым потолком… Небо вновь открылось.
– «Колумбия»! – выдохнул кто-то, не скрывая отчаяния. – Чтоб они все сдохли, schweinehunden!..
То, что никакой Трансильвании не будет, стало ясно, когда рано утром их высадили на задворках огромной железнодорожной станции. Потсдамский вокзал опознали сразу. Берлин! Охрана не дремала, всех построили повзводно и с малым интервалом повели через пути. За серым бетонным забором уже ждали крытые грузовики.
– По машина-а-ам!
Ехали и вправду не слишком долго – чтобы услышать рев самолетных моторов.
Лонжа, не подпуская к сердцу подступивший ужас, воззвал к белым птицам. Если снова в тюрьму, то повезли бы прямо из «кацета». «Колумбия», первый круг Ада, рядом, совсем близко, но еще ближе…
– Темпельгоф!
Проговорил вслух – и смог вздохнуть полной грудью. Все-таки не по кругу!
Летать он любил с самого детства.
* * *
– Внимание! С этого момента для всех вас начинается война. Отныне у вас есть только одно право: точно, беспрекословно и в срок выполнять приказы своего командира. Любое уклонение, промедление или саботаж будут караться согласно законам военного времени. Это расстрел на месте, если еще не поняли, ублюдки!
Впервые на памяти Лонжи серый гауптман повысил голос, сразу же ставший похожим на злой хриплый лай. Руки в черных перчатках вцепились в стек, который офицер держал перед собой, словно воздвигая невидимый, но прочный барьер.
В огромном пустом ангаре царил неожиданный для лета холод, пробиравший до самых костей. Рота слушала молча, словно одевшись камнем.
– Порядок действий таков. Сейчас вы повзводно избавитесь от всех своих вещей и одежды. Повторяю: от всех, включая кольца и нательные кресты. Взамен вам выдадут форму, снаряжение и оружие. В карманах и в вещевых ранцах могут находиться документы и письма, их не трогать, все эти бумаги должны постоянно быть при вас. Каждый получит польский карабин «м1929», он похож на наш, «Маузер Кар98к», разберетесь быстро. Патроны будут выданы позже… Пр-р-риступить!
Завертелось. Незнакомые унтер-офицеры развели взводы по разным концам ангара, пересчитали, делая какие-то пометки в записных книжках. С негромким рычанием под своды вкатились три грузовика.
– К разгрузке приступить! Быстро, быстро, быстро!..
* * *
Удивляться было некогда, но Лонжа все-таки удивился. Не тому, что именно выдали, иному. Все оказалось по размеру: брюки с короткими обмотками, шнурованные ботинки из некрашеной кожи, серо-зеленый мундир льняной ткани. Не новое, однако чистое и выглаженное. В нагрудном кармане хрустнула бумага, он расстегнул пуговицу, взглянул. Письмо. Марка со штемпелем, адрес…
– Отставить! – вмешался бдительный унтер-офицер. – Потом изучите! Шевелитесь!..
Ни погон, ни петлиц, ни кокарды на странном головном уборе с четырехугольным верхом и мягким простроченным козырьком. Но форменные пуговицы остались, как и метки на ботинках. Новый, пахнущий маслом карабин довершил дело.
– Я такое в кино видел, – сообщил Ганс Штимме, вертя головной убор в руках. – Название – язык сломать можно. Так что же это выходит? Нас в поляки записали?
Нужное слово Лонжа вспомнил: «rogatyvka». Орлы на пуговицах, буквы на конверте, почтовая марка, карабин… Что спрятано в брезентовом ранце, проверить не успел, но все сомнения исчезли. В Трансильвании воевали венгры с румынами. Польской армии делать там нечего…
– Взво-о-од! В колонну по одному!.. Еще раз проверить вещи и оружие… Бего-ом марш!..
* * *
Пилот оказался смешлив. Прошелся вдоль строя, покрутил головой, хмыкнул:
– Ну, орлы, воронья стая! Откуда только сбежали? Хуже марокканцев, ей-богу! Летать не боитесь? Имейте в виду, парашютов на вас не хватит, можете вставить себе по перу, вдруг поможет?
Посерьезнел, повернулся к стоящему сзади самолету.
– Ориентирую! Это, парни, Ju.52 по прозвищу «Тетушка Ю». Машина надежная и проверенная, эту лично обкатал в Испании. Ничего в полете не случится, только штаны не замарайте. Летим с пересадкой. Вначале – с комфортом, штатно, по дюжине голов на машину. А потом, готовьтесь, забью в салон целый взвод. Колени к подбородку, карабины между колен, язык в заднице, дышать через раз. Ничего с вами не случится, в Испании мы по сорок марокканцев перевозили. Лететь придется долго, так что не обессудьте. А сейчас можете перекурить, следующий раз – нескоро.
* * *
Лонжа лежал на мятой истоптанной траве и смотрел в небо – безоблачное, как в Испании. «Тетушку Ю» он уже видел и даже хорошо запомнил голос ее мотора. Лететь было не страшно, напротив, радостно. Земля отпускала, пусть и не на долгий срок. Отпускал и Рейх, в пределах его границ не нужна польская форма без знаков различия. Война почему-то не пугала, напротив, он впервые за много дней ощутил странное ледяное спокойствие. Ничего не изменить, нужно просто сделать то, зачем он сюда прибыл. Дней, не зачеркнутых косой линией на календаре, оставалось пугающе мало, но и это не страшило. Впереди всего один рывок, последний, на остатках дыхания. Выдержит? Выдержит!
– Ты забыл обо мне, Никодим! – послышалось за левым ухом. – У тебя свой календарь, у меня – свой. Ты мне должен танец, оркестр ждет, в зале горят огни. Не нравится танго? Давай станцуем вальс. Тебе никуда не уйти от меня, мой Никодим. Не убежать, не улететь, не спрятаться… Пора!
Он улыбнулся – вопреки всему.
– Извини! Немного опоздаю.
7
Арман Кампо не вошел – ввалился, ударившись плечом о белую гладкую стену. Поглядел растерянно, моргнул.
– Мод! Я… Она, Вероника… Помоги, а?
