Глаза журналистки весело посверкивали, она была полностью поглощена предстоящими делами, настроение ее удивительным образом исправилось, а весь облик в очередной раз загадочным образом переменился. Теперь она не была робким, неуверенным подростком, и искушенной штучкой, и акулой журналистки, а превратилась в… нежный бутон с восторженными глазами. Андрей почувствовал отвращение и к переменам, произошедшим в Потаповой, и к собственным несуразным формулировкам. Настроение его еще больше испортилось, никакого облегчения от предстоящей разлуки с журналисткой он вопреки ожиданиям не испытал.
Глава 23
Женькин энтузиазм по мере приближения к дому Платона все возрастал, переходя в стадию горячего нетерпения. Перед мысленным ее взором уже рисовались картины одна другой замечательнее. Платон прямо на пороге хватает ее в горячие, крепкие объятия и кружится с ней, смеясь от счастья. Или она уже в прихожей сообщает ему о своем решении, и он в порыве безмолвного восторга сжимает ее в своих нежных объятиях, а на глазах его выступают скупые, мужские слезы радости. Или нет. Лучше так, перебивала сама себя Женька, она входит в квартиру, молча раздевается, Платон вешает ее пальто на вешалку, оборачивается к ней, и тут она приникает к нему нежным, долгим, полным страсти поцелуем, Женька открывает глаза и видит перед собой… лицо финансового консультанта Андрея.
«Тьфу. И тут он все испортил», — рассердилась Женька и вспомнила, как он холодно и галантно-отрешенно поцеловал ей руку на прощание, усаживая в машину. «Да он, наверное, уже забыл о самом твоем существовании в этом мире», — одернула себя Женька от неуместных мыслей. Тряхнула головой и, снова прикрыв глаза, расплылась в блаженной улыбке. Вот она входит в прихожую, подходит к Платону вплотную, берет его за руки, они смотрят друг другу в глаза…
— Приехали, девушка, — ворвался в ее розовые мечты водитель такси, останавливая машину. — С вас восемьсот рублей.
Андрей держался на расстоянии, стараясь не упустить такси из виду в жидком потоке вечернего транспорта. В принципе он уже догадывался, куда именно она так спешит, но, вместо того чтобы развернуться в сторону дома, с каким-то бессмысленным необъяснимым упорством продолжал ехать следом, словно желая твердо убедиться в собственных догадках. Зачем ему это нужно, Андрей старался не думать. Да и о том, зачем он вообще за ней поехал, тоже. Никакая опасность Потаповой сегодня не угрожала, важных дел и встреч, связанных с расследованием, у нее абсолютно точно сегодня быть не могло, а ее личные дела не имели к нему никакого отношения. И все же он поехал, старый, сентиментальный остолоп. Андрей взглянул на себя в зеркало. Ну, может, конечно, и не старый, но то, что остолоп, абсолютно точно.
Нет, но какова журналистка! Поспешил он переключиться на менее тревожную тему. Целый вечер флиртовала с ним, кружила ему голову, а потом в середине ужина вдруг сорвалась и помчалась к другому мужчине! Размышлял Андрей так, словно его с Потаповой связывали определенные довольно продолжительные отношения и обязательства. Пришлось снова себя одернуть и напомнить себе, что Потапова для него не больше чем проходной персонаж, и только. Притом не очень значительный.
Женька, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу радость от предстоящего объяснения, нажала кнопку звонка и замерла, прислушиваясь к едва слышной трели, разносящейся за дверью. «Ничего, что уже поздно, — подбадривала она себя, — для таких радостных вестей годится любое время». На Женькином лице цвела счастливая улыбка. Улыбка цвела, цвела и начала вянуть, а дверь все не открывалась. Женька озадаченно нахмурилась. Не может же он так крепко спать? И звонок не отключен. Значит, его просто дома нет. Куда же он подевался? Женька озадаченно стояла перед дверью, радость ее погасла.
Где бы ни был Платон, ждать его здесь глупо и бессмысленно. Надо ехать домой. Зря она такси отпустила, прозаически размышляла Женька, направляясь к лифту. А все ее глупая любовь к сюрпризам и театральным эффектам. Могла бы уже дома быть. Женя вышла из светлого, теплого подъезда на промозглый ночной холод улицы. Хорошо хоть ни снега, ни дождя. Она зябко поежилась и достала телефон, чтобы снова вызвать такси.
Андрей сидел в машине, глядя на высокую кирпичную точку, пытаясь угадать, какое из немногочисленных освещенных окон принадлежит Бобылеву. А почему обязательно освещенных? Может, он спит уже? И Андрей принялся смотреть, не загорится ли свет в одном из темных окон. Елки! Что он делает? Зачем ему все это надо?
Окончательно пришел в себя Андрей, лишь почувствовав, как затекла шея. Он откинулся на сиденье, помассировал себе загривок и, заведя машину, аккуратно, но уверенно, не позволяя себе оглянуться, выехал со стоянки. А потому и не увидел, как Женька, зябко подняв плечи, ступила на освещенный тротуар перед домом.
Поездка в Тайково оказалась совершенно безрезультатной. Никаких документов они не нашли, только время потеряли. Всю дорогу в Тайково Женька проспала, а на обратном пути ее мучили тягостные воспоминания о вчерашнем вечере.
— Вик, ты высади меня возле Просвещения, мы как раз к шести успеваем. Мне там одного человека встретить надо, — попросила Женя, сосредоточенно следившую за дорогой Викторию.
Та ей согласно кивнула, не отводя взгляда от трассы.
Девушку Лизу Женька караулила, спрятавшись за газетный киоск. Очень не хотелось случайно столкнуться с визгливой Полиной. Вот подъехал к метро первый автобус, второй, Лизы в них не было. Может, заболела, заволновалась Женька, понимая, что количество автобусов бесконечным быть не может. Максимум четыре. Если в следующем Лизы не будет, надо спросить у кого-нибудь из сотрудников компании, сколько всего автобусов их возит, чтобы зря возле метро не гулять. К счастью, в третьем автобусе девушка Лиза обнаружилась, и Женька, не теряя время, бросилась ей наперерез.
— Лиза, подождите, — догнала она девушку возле дверей метро. — Мы можем с вами поговорить? Меня, кстати, Женя зовут, — протягивая руку, представилась Женька, стремясь поскорее установить контакт и не дать важной свидетельнице соскочить с крючка.
— Лиза, — автоматически протягивая руку, представилась в ответ Лиза, хотя и так было ясно, что Женьке ее имя уже известно.
— Давайте отойдем в сторонку, а лучше вон в то кафе. Там кофе приличный, — тараторила Женька, увлекая за собой растерявшуюся от такого напора девицу.
— А вы кто? — наконец сообразила спросить Лиза, когда они уже уселись за столом и Женька, сняв с себя куртку, взялась за меню.
— Меня зовут Евгения Потапова. Я тележурналистка. Передачу «Потапова обвиняет» не смотрели? — Лиза молча покачала головой, на лице ее отразились испуг и растерянность. — Я расследую обстоятельства смерти вашего бывшего начальника, Алексея Девятова. И у меня нет с собой камеры, оператора и диктофона, — последнее было враньем, — и я никогда не использую в передаче имена и фамилии людей, которые не дают на это письменного согласия, — и это тоже было враньем. Иногда Женька так поступала, если была уверена в виновности человека, в его причастности к преступлению или просто в его человеческой подлости. Иногда каналу приходилось судиться с недовольными, но Трупп стоически сносил связанные с судебными разбирательствами расходы, потому как острота Женькиных сюжетов и рейтинги ее программы с лихвой перекрывали мелкие неудобства.
