– Браво! – расцвел ДД, потирая руки.
– И любоваться! Любоваться делом рук Его!
– Любоваться… может быть, – согласился было ДД, и тут его осенило: – А вы знаете, какая самая древняя из оставшихся на земле профессий? Если о человеческих призваниях – по Сковороде?
– Охотник, наверно… Рыбак?
– Нет, музейный работник! – и ДД взглянул на ПП победно.
– Ну да, он имеет дело с древностями… – ПП оказался несколько сбит с толку, к чему не привык.
– Хорошо, я подскажу. Какое самое древнее орудие человека?
– Палка. Воин! Воин – самая древняя профессия.
– Дерутся все. Палку Энгельсу отдайте. Палкой и обезьяна умеет пользоваться. Самое первое орудие человека…
– Ну!
– Хорошо, еще подскажу. Какая первая одежда?
– Шкура.
– Шкура… – ДД в растерянности почесал себе нос. – Правильно, пожалуй. Я не так поставил вопрос. Какая первая одежда уже в более современном смысле, до сего дня?.. Не так… Какая деталь одежды?.. Какой фасон, модель, выкройка?.. Тьфу! дайте хлебнуть…
– Да вы не мучайтесь, Доктор Докторович. Скажите – и все.
– Скажите… – по-детски обиделся ДД. – Так неинтересно. Вот! Какую первую одежду надел человек не от дождя, не от холода, не от… для чего вообще ее надевают, будь она проклята?!
– Набедренная повязка!
– Так. А для чего?
– Вот здорово! – обрадовался ПП. – От стыда. Не от холода, а от стыда! Чтобы срам прикрыть. А я что говорю…
– А вот и не для этого! Про целомудрие вы интересно загнули, но это я еще попроверяю. Может, еще у кого найдется… Но набедренная повязка возникла вовсе не по этой причине.
– Ну ладно. А музей-то ваш тут при чем?
– Правильно. Соедините музей и набедренную повязку – видите связь? Нет? Теперь с вас бутылка.
– А мы не закладывались. – ПП, кажется, начинал злиться.
– Ладно. Первое призвание человека – собиратель. Корешки, орешки… А первое орудие, им самим изобретенное, – оно же стало набедренной повязкой, – карман! В страсти к коллекционированию – древнейший инстинкт человека.
– Ох! Дурак я, дурак!
– Ну что, выкупил я вас?
– Карман, согласен. Я это вам припомню. Это дело нехитрое: вычитать что-нибудь по профессии, а потом человека мучить.
– Я не вычитал!
– Что ж, сами додумались?
– Сам. Янтарь на берегу у себя собирал и додумался. Когда в плавки запихивал.
– Хвалю. Тогда бутылка с меня. Хотя пойдем дальше: если первая одежда – карман, то что еще раньше кармана?
– Вот теперь – палка.
ПП не мог скрыть своей радости.
– Не отнимайте ее у Энгельса, я ее вернул ему навсегда. Ну? Ваша же мысль!.. Как он карман привязывал?.. Узел! Вот когда обезьяна догадалась узлы вязать – тогда и стала человеком. Только вы мне тогда тоже ответьте. И тоже на бутылку. Вопрос не сложнее вашего. И тоже мое собственное открытие. Я когда в мебельном магазине подрабатывал, мебель таскал, все думал, как человек такие неудобные штуки повыдумывал? И вот: скажите, какая была первая мебель, из которой все произошло?
– Стул? Вернее, табуретка?
– Не-а.
– Кровать? Вернее, гамак?
– Не-а.
– Ну как же! – распалился ДД. – Ведь человек как на две ноги встал, у него позвоночник уставал. Остеохондроз, кстати, атавистическая болезнь, знаете? Вот он и сел на камень.
– Камень, – сказал ПП, – не табурет. И ветка дерева – еще не гамак. Так я вам и ваш карман спишу за счет защечных мешочков. Нет, вы мне скажите, какую он первую мебель создал?
– Стол?
– Не-а.
– Но не шкаф же?
– Хорошо, подсказываю. Шкаф – уже теплее.
ДД впал в глубокую задумчивость: стол? стул? кровать?
– Больше и мебели-то нету…
– Сдаетесь?
– Ну.
– Сундук! – торжественно открыл тайну ПП.
– Почему сундук?
– Чтобы ваши корешки и орешки прятать! Сундук есть первомебель. Из него все. Сядь – лавка. Ляг – кровать. Накрой скатертью – стол. Поставь на попа – шкаф.
– Навесь замок – бог… – съязвил ДД.
– Да вы не расстраивайтесь так уж. Разошлись, и все: ни я вам, ни вы мне.
– Вы о чем?
– Бутылку, говорю, отыграл. А над замком вы зря иронизируете. Наше дело теперь их чинить.
– Кто же их будет чинить?
– А военно-промышленный комплекс! Сами говорите, атомная бомба. Что им уже теперь остается делать? Все эти ракеты и самолеты превратятся в металлолом, в понапрасну израсходованную материю. Они уже превратились, только военные и люди об этом еще не знают. Что тащило всегда за собой технический прогресс? Война. Больше она его за собой не потащит. Куда деть тогда агрессивный человеческий гений, где найти занятие по сродству? Не заставишь же рыцаря перековывать мечи на орала, делать из лат кухонную утварь? Человечество и не собирается стать лучше – ему скоро деться некуда будет: такой начнется мировой сифон сквозь все эти небесные дыры… И из наступления наше воинство перейдет в оборону. Займется изобретением Свиньи. Идея безотходных производств столь же заманчива в своей недостижимости, как и полет на Марс. Если что-то невозможно – чего еще надо гению? Безотходное производство – такая же черная дыра, как и война: вот куда можно ухлопать все деньги, и всю энергию, и весь талант!
– Не ожидал от такого умного человека такого оптимизма… – сказал ДД.
Лицо его между тем имело самое счастливое выражение.
– Мир настолько опошлился, что теперь пессимист – всегда умный, а оптимист – либо корыстен, либо дурак. Нет людей – одни критики, мать их…
– Дорогой Павел Петрович! – прослезился ДД. – Поверьте, я несказанно рад! Я впервые в жизни, можно сказать, встретил поддержку всему тому невысказанному… Павел Петрович! Позвольте, я вас поцелую! – Он попытался приложиться щекою к губам ПП, но как-то ничего не вышло: он еле-еле устоял на ногах в новом, сложном для него, пространстве, и совместить обе проекции ему не удалось. – Позвольте выпить за вас!
– Па-а-а-зволяю! – сказал ПП, наливая ДД.
Они чокнулись.
И они пошли дальше по берегу обнявшись, почти как один человек.
– …и будет обязательная воинская повинность! – говорил ДД. – Солдаты будут нести альтернативную службу. Сажать и охранять леса, разводить зверей, рыб и птиц!
– Ленина похороним за церковной оградой как самоубийцу, – говорил ПП. – А Мавзолей, нет, не разрушим, а сохраним! Пройдем в нем глубокую шахту и оградим ее бархатным барьером, как в театре. Люди будут подходить, заглядывать в этот зев, вдыхать замогильный холод и вспоминать миллионы убиенных. Вообще никакие памятники уничтожать не будем, даже Калинину. Дзержинского тоже зароем. Опять же пройдем под ним шахточку и, вертикально же, его туда опустим. А сверху асфальтом закатаем. Клумбу разобьем. Будет у нас первый в мире подземный памятник. Это я вам утверждаю как скульптор.
