Они действовали сообща: Джейк почувствовал, как она расслабляется, и скользнул немного глубже. При каждом соприкосновении их языков все больше разбавлялся вкус мяты в ее дыхании… и, видимо, вкус аниса и сигарет — в его.
Первой отстранилась Ребекка. Он не мог понять, в чем дело, пока не услышал где-то вверху голос Феи:
— Джейк. Джейк.
Он тряхнул головой.
— А?
— Ты не подойдешь? — Фея был чем-то расстроен.
— Что такое?
Фея поджал губы.
— Подойди, пожалуйста.
Джейк поднялся, погладил Ребекку по плечу — это было проще, чем напрягаться с извинением, и, следуя за Феей, вышел из комнаты. Фея открыл входную дверь, и они вышли на улицу. Джонни стоял, прислонившись к мощеной бетонной ограде, ярдах в десяти от открытой двери — похоже, он не хотел, чтобы их услышали.
Когда Джейк спросил, что происходит, он пожал плечами.
— Да этот парень, Шлепанец.
Шлепанцем Кевина Доннелли назвал Фея — в ту ночь, когда они впервые обратили на него внимание. Мальчик тогда вертелся у обочины на автобусной станции и некоторое время терзался сомнениями, но потом все-таки забрался в потрепанный фургон «форд-транзит». Когда фургон отъезжал, они увидели лицо водителя: небритое и серое как наждачная бумага. Мужик оглядел улицу в поисках живых свидетелей и, убедившись, что никого нет, махнул головой в сторону салона. Кевин протиснулся между передними сиденьями и исчез в глубине фургона. Все они это видели, но Джейк заговорил первым.
— Ну и затрахают же его. — Он хотел пошутить, но самому было не очень-то смешно.
— Да, шлепанец, — сказал Фея. — Еще полгода, и будет слышно, как у него при ходьбе сфинктер шлепает по ногам.
Образ был настолько отвратительным, что Фея надеялся скрасить его игривой голубой интонацией. Джейка тогда прямо затошнило, но, взглянув на Фею, он увидел, что тот и сам не рад.
— Доннелли? — спросил Джейк. — А что с ним такое?
— У него там забастовка в моей комнате. — Джонни уже просто трясло от усталости. Он не спал бесконечное количество времени, и даже амфетаминовый будильник не мог совладать с его усталостью.
— Ну так вышвырни его. Чувак, тебе срочно надо поспать.
— Да он лежит на моей кровати! Это ведь ты его какого-то хрена сюда притащил — ты с ним и разговаривай.
Джейк мог бы сказать: не я придумал приводить его сюда, это ты его пригласил. Но, пожалуй, лучше придумать выход, чем друг друга обвинять — видно, затем его и позвали.
— Что с ним такое?
— Не может принять отказ, — ответил Фея.
— Тогда пойди туда сам и расскажи ему все, что об этом знаешь.
Фея не засмеялся.
— Я там уже был. Он реально расстроен. — Фея сделал ударение на слове «реально». — Джонни тут ни при чем.
Джейк посмотрел в продуваемый ветром коридор, который закруглялся влево, следуя за гранитным изгибом «кресчента». Дождь задувало ветром под навес, и дорожка, ведущая к их дому, почти вся намокла — сухой осталась только неровная линия у самой стены. Там, где стоял, прислонившись к парапету, Джонни, гулял ветер и раздувал ему волосы.
Джейк повернул в сторону открытой двери квартиры.
— Ну ладно, пошли, чего стоять под дождем. Я поговорю с ним.
Он вошел в квартиру первым, Фея и Джонни — за ним. В дверях гостиной Джейк показал Ребекке палец: я только на одну минуту — и стал подниматься по лестнице. У закрытой двери в комнату Джонни он остановился и подождал остальных.
— Так вы говорите, он огорчен? Может, сделать ему чаю?
У Джонни тяжело опустились плечи.
— Я сделаю, — сказал он. — А себе, может, даже кофе. Бредит. Откуда в этой квартире молоко?
К тому же Джейк еще никогда в жизни не видел, чтобы Джонни заваривал чай. Он еще немного постоял перед дверью, прислушиваясь к шагам Джонни на лестнице. Спустившись, тот сказал:
— Никто чайник не поставит?
Фея беспокойно переводил взгляд с Джейка на дверь и обратно.
— Ну ладно… — Джейк вздохнул и толкнул дверь.
Кевин Доннелли лежал на кровати, с головой укрывшись стеганым одеялом — казалось, поперек матраса Джонни свалили небольшую груду непонятно чего. Бутылка подкрашенного «Перно» стояла у кровати, Джейк отодвинул ее в сторону и сел на край матраса. Он кивнул Фее, что означало: давай с другой стороны.
Фея согнулся над грудой-Кевином, деликатно отогнул край одеяла и спросил:
— Ты в порядке?
Лицо Кевина Доннелли вынырнуло на поверхность: такое же побитое и затравленное, как обычно. Тушь под одним глазом размазалась, но последние минут пятнадцать он вроде не плакал. Взял себя в руки или просто решил не подавать виду. Глаза мальчика смотрели одновременно страдальчески и ожесточенно.
— В порядке.
Джейк уж было подумал, что и слава богу, никакой проблемы нет. Если мальчику хочется, чтобы его пожалели, почему бы ему не подыграть?
— Он был в Колчестер-Холле, — сказал Фея.
Джейк знал, что это: исправительное учреждение в Стокпорте, неподалеку от Чидл-Хьюма.
— А, да? Давно?
Кевин привстал, одеяло сползло с плеч.
— Вышел год назад, — ответил он.
Фея стал рассказывать, что с тех пор Кевин находится под следствием, но Джейк его не слушал. Он смотрел на накарябанные булавкой татуировки на руках и плечах Кевина: паучьи паутины, неровные квадратные буквы «MUFC»,
[27] фрагменты вроде фразы «отрезать здесь», сопровождаемой пунктирной линией, «скины навсегда», «Мэднесс» и «кев кев кев».
[28] Все это — синими чернилами, почти того же оттенка, что и вены, опутывающие руки и грудь Кевина под слишком уж белой кожей.
Доннелли поймал его взгляд, вздрогнул и натянул одеяло обратно на плечи.
— Колчестер-Холл, — сказал Джейк. Он не знал, что еще сказать. Им встречались и другие мальчики, прошедшие через это место — проститутки, которые околачиваются вокруг автобусной станции, и те, кто пытается раскрутить мужчин в «Добром дне» на выпивку. А кроме этих их знакомых сколько еще таких ходит по Манчестеру — тех, кто избрал себе карьеру траханой-перетраханой подстилки?
— Он там пробыл три года, — продолжал Фея. — Его должны были выпустить раньше, но заведующий пансионом убедил социальных работников, что для перевоспитания Кевина требуется еще время, что он только-только начал находить к нему подход.
