А теперь, когда прошло семь лет и мы уже оканчиваем старшую школу, он стал моим лучшим другом.
Слезая с кровати, я ставлю на письмо сургучовую печать и кладу его на стол, чтобы утром отправить. Вернувшись в кровать, складываю канцелярские принадлежности обратно на прикроватную тумбочку.
Выпрямившись, ставлю руки на пояс и нервно вдыхаю воздух.
Миша, куда же ты запропастился? Я тут, между прочим, иду ко дну.
Наверное, я могу загуглить его, если буду слишком сильно переживать, или найти на «Фейсбуке», или приехать к нему домой.
В конце концов, он живет всего в пятидесяти километрах отсюда, и у меня есть его адрес.
Но мы пообещали друг другу этого не делать. Точнее, я заставила его пообещать. Если мы увидим друг друга, увидим дома`, где живем, людей, о которых писали друг другу, весь построенный нами волшебный мир рухнет.
А сейчас Миша Лейр со всеми своими недостатками для меня идеален. Он всегда выслушивает, подталкивает к важных шагам, помогает справиться с проблемами и ничего не ждет взамен. Он честен со мной, и мне ничего не нужно от него скрывать.
У многих ли в этом мире есть такой друг?
И как бы сильно мне ни были нужны ответы на вопросы, я не могу так просто сдаться. Мы переписываемся вот уже семь лет. Эта переписка стала частью меня, и я не уверена, что смогу жить без нее. А если я его найду, все безвозвратно изменится.
Нет. Подожду еще немного.
Я смотрю на часы и понимаю, что время пришло. Друзья будут здесь через несколько минут.
Беру из специального углубления в столе кусочек мела, подхожу к стене рядом со входом в спальню и начинаю обводить фотографии, которые я к ней приколола. Их там четыре штуки.
Вот я прошлой осенью в чирлидерской форме в окружении девочек, которые выглядят точно так же, как и я. А вот я прошлым летом в своем джипе с кучей друзей на заднем сиденье. Я в восьмом классе на школьной дискотеке в стиле восьмидесятых, улыбаюсь и позирую вместе со всем остальным классом.
На каждой из трех фотографий я на переднем плане. Лидер. Выгляжу счастливой.
И еще одно фото, в четвертом классе. Здесь я на несколько лет младше. Сижу одна на скамейке на детской площадке и давлю из себя улыбку ради мамы, которая привела меня в школу на вечер кино. Помню, все остальные дети носились вокруг, но каждый раз, когда я прибегала к ним, чтобы вместе поиграть, они вели себя так, будто меня не существует. Всегда убегали без меня, никогда не ждали. Не хотели брать меня в свои игры, даже разговаривать.
Слезы наворачиваются на глаза. Я протягиваю руку и касаюсь своего лица на фото. Воспоминания так свежи в моей памяти, словно это произошло вчера. Я очень хорошо помню свои чувства. Будто я незваный гость на этом празднике жизни.
Боже, как сильно я с тех пор изменилась.
– Райен! – кто-то зовет меня из коридора.
Я шмыгаю и успеваю смахнуть слезу за секунду до того, как моя сестра распахивает дверь и врывается ко мне в комнату без стука. Закашлявшись, я притворяюсь, что рисую на стене.
– Пора спать, – говорит она.
– Мне восемнадцать, – замечаю я, предполагая, что это все объясняет.
Я не смотрю на нее, а продолжаю красить нарисованный еще вчера кусочек рамки. Нет, серьезно, что ли? Время десять вечера, а она всего на год старше меня. И я гораздо ответственнее, чем она.
Я чувствую запах ее духов и вижу краем глаза, что ее светлые волосы распущены. Прекрасно. Скорее всего, это значит, что к ней скоро приедет какой-то парень. Он как раз отвлечет ее, пока я незаметно выскользну из дома.
– Мама писала, – говорит она мне. – Ты доделала математику?
– Да.
– А обществознание?
– Я сделала всю домашнюю работу на завтра, – говорю я. – А докладом займусь в выходные.
– Английский?
– Опубликовала рецензию на «О дивный новый мир» на Goodreads
[5] и отправила маме ссылку.
– И какую книгу ты выбрала следующей? – спрашивает сестра.
Я недовольно смотрю в стену. Белая меловая крошка сыплется на пол.
– «451 градус по Фаренгейту».
Она усмехается.
– «Джунгли», «О дивный новый мир», «451 градус по Фаренгейту»… – продолжает она перечислять произведения не из школьной программы, которые мама мне разрешает читать. – Боже, какие скучные книги ты выбираешь.
– Мама посоветовала читать современную классику, – парирую я. – Синклер, Хаксли, Оруэлл…
– Думаю, она имела в виду что-то вроде «Великого Гэтсби».
Я закрываю глаза, запрокидываю голову и издевательски изображаю храп, давая понять, что думаю о ее замечании.
Она закатывает глаза.
– Ты ведешь себя по-детски.
– В чужой монастырь со своим уставом…
Сестра в прошлом году окончила школу, а теперь ходит в местный колледж и по-прежнему живет дома, что очень удобно нашей маме, которая работает координатором мероприятий. Ее часто не бывает в городе: то она на фестивалях, то на концертах, то на выставках. Она не хочет оставлять меня одну.
Но, честно говоря, почему она оставляет Карсон за старшую, ума не приложу. Я гораздо лучше учусь и со мной куда меньше проблем, по крайней мере, насколько им обеим известно.
Плюс сестре только и нужно, чтобы я лежала в кровати и не путалась под ногами. Тогда она сможет спокойно провести время с парнем, который уже в пути сюда и будет с минуты на минуту.
Как будто я все маме расскажу.
Словно мне есть до этого дело.
– Просто я хочу сказать, – говорит она, уперев руку в бок, – что эти книги только мозги тебе засоряют.
– Ну что ты мне рассказываешь? – подыгрываю я. – Все эти глобальные концепты едва ли уместятся в моем крошечном мозгу. Этого вполне достаточно, чтобы заставить меня почувствовать себя тупой как пробка. – А потом я ее заверяю: – Но ты не переживай. Я обязательно скажу тебе, если мне понадобится помощь. А теперь дай мне поспать мои законные девять часов, пожалуйста. Тренер собирается прогнать с нами утром всю программу.
Она недовольно ворчит и бросает взгляд на мою стену.
– Поверить не могу, что мама разрешила тебе сотворить со своей комнатой такое.
А потом наконец разворачивается, уходит и закрывает за собой дверь.
Я смотрю на стену. С год назад я повесила на нее черную доску, на которой можно писать, рисовать и просто калякать. На ней размашистым почерком написаны тексты Мишиных песен вперемежку с моими собственными мыслями и какими-то каракулями.