– Не знаю, мужик, – смеется Финн Дамарис. – Она выглядит так, будто чего-то хочет.
А сам как думаешь?
– Да. – Парень с ирокезом, чьего имени я не знаю, кивает и закусывает нижнюю губу, внимательно рассматривая мою фигуру. – Она явно чего-то хочет.
Мейсен смотрит за их спины, довольный предстоящим развлечением.
– Она такая чистенькая, – комментирует Финн, поворачиваясь к другу. – Хотя могу поспорить, она любит грязный секс.
Ирокез смеется.
– О да.
Я закатываю глаза и жду. Уверена, они наслаждаются ситуацией. Заносчивая девочка заигралась с одним из них…
– Даже не думайте, – говорит Мейсен. – Я забираю ее себе.
Я подхожу и нежно прислоняюсь к его груди, а его друзья удаляются, хихикая.
– Итак, куда мы едем?
Мои глаза прямо напротив его губ.
Он делает глубокий вдох, целует меня в щеку и выпрямляется.
– Давай уже, залезай.
Я скрещиваю руки на груди, чтобы не думать, чем их занять.
– Мне нужно было переодеться.
Мейсен проезжает мой район насквозь, и мы выезжаем из города.
– Зачем?
– Потому что, если мы будем делать то, что будем делать, – объясняю я, – будет проще простого узнать меня в чирлидерской форме Фэлконс Уэлл.
Он улыбается сам себе и продолжает смотреть на дорогу.
– Никто нас не увидит.
Я делаю глубокий вдох, потом протягиваю руку и включаю радио, пытаясь перестать волноваться. Играет „So Cold“ группы Breaking Benjamin.
Я пытаюсь вести себя как плохая девочка, но, если честно, мне безумно страшно.
Нужно было еще утром сказать ему «нет». Я перестала писать на стенах и не собираюсь делать что-то еще более незаконное, уж слишком это рискованно. Меня уже приняли в Нью-Йоркский, Корнеллский и Дартмутский университеты. А теперь я собираюсь поставить свое будущее под угрозу только потому, что втюрилась в Мейсена и использую любой предлог, чтобы быть к нему поближе.
На самом деле ему невозможно в чем-то отказать, когда он во мне. Я бы сказала ему, что набью на шее татуировку с его именем, если бы он того захотел.
Хотя эта идея наверняка ему понравилась бы. Я поглядываю на него и смеюсь про себя. Его каштановые волосы, пушистые и немного растрепанные, падают на лицо. Я смотрю на его губы, вспоминая тепло гладкого металлического кольца, когда оно касалось тех мест, куда он целовал меня.
Мне вдруг хочется узнать о нем все. Каким он был в детстве. Какую музыку любит. Куда идет, когда хочет тишины и покоя, и к кому идет, когда хочет поговорить.
Кого он любит? Кто готов подставить ему плечо? Кто знает его лучше всех?
Кто знает его лучше меня? От одной этой мысли я уже начинаю немного ревновать. У него своя жизнь и своя история, связанная с другими людьми. А я в ней появилась не так давно.
Я закусываю щеку, потому что меня переполняют чувства, а рассказать о них не могу, но хочу.
– Ты мне нравишься, – говорю вполголоса, опустив глаза в пол.
Вижу, что он поворачивает голову ко мне, но ничего не говорит.
– Ты сказал много всего приятного в прошлую пятницу, – продолжаю, – и я хочу, чтобы ты знал – если, конечно, еще не знаешь, – что ты мне на самом деле очень нравишься. – Он смотрит на меня, и я не понимаю выражения его глаз. – Знаю, что могу быть… собой. Не хочу быть сентиментальной, но и не собираюсь молчать о том, что творится у меня в голове. Мне нелегко говорить сейчас, но… – Делаю паузу и начинаю чувствовать себя чуть более уверенно. Хочу, чтобы он об этом знал. – Но да, ты мне нравишься.
Знаю, что это такая малость, но для меня даже это трудно, и надеюсь, он меня понимает. Признавшись, что он мне нравится, подставляю себя под удар. Обычно я так себя не веду. Но теперь все по-другому.
Потому что, если начистоту, то он мне не просто нравится. Это нечто большее. Я думаю о нем.
Скучаю по нему, когда его нет рядом.
И если он исчезнет так же внезапно, как появился, это причинит мне боль.
Он продолжает молчать, а я сгораю от стыда. Великолепно. Молодец, Райен. Может быть, все, что ему в тебе нравилось, – это то, что ты не была навязчивой, а теперь ты ведешь себя, как будто влюблена в него.
– Нам еще долго ехать? – спрашиваю чуть более резким тоном, чем следовало, пытаясь сменить тему.
Он сбавляет скорость, выезжает на обочину и паркуется у стены деревьев.
– Мы на месте, – отвечает он.
Я пытаюсь заглянуть за живую изгородь, а потом смотрю по сторонам. Мы в тихом, богатом районе.
– Это дом Трея, – замечаю я и тут же начинаю тревожиться.
Он кивает и отстегивает ремень безопасности.
– Там есть кое-что, принадлежащее мне. Семейная реликвия. – Он указывает жестом на дом Трея по правую руку от дороги. – Нужно ее вернуть.
– О чем ты говоришь? Как у Трея могла оказаться твоя вещь?
Он качает головой.
– Не у Трея.
– Что?
Он берет у меня из рук телефон и нажимает несколько кнопок на экране, пока я пытаюсь понять, что за чертовщина происходит. Здесь есть что-то, принадлежащее ему? То, что он хочет вернуть? Трей и вся его семья сейчас на бейсбольном матче, значит, дома никого нет.
Мы собираемся залезть в чужой дом?
– Мейсен, я не буду вламываться к нему домой.
– А тебе и не нужно. – Он возвращает мне телефон. – Я забил в память свой номер. Наверное, и так пришло время дать его тебе. Звони, если кто-нибудь вернется домой или заметишь что-то странное.
Что?
Я потрясенно смотрю на него. Он выходит из машины и бежит к дому.
Прошу прощения?
Я открываю дверь, спрыгиваю на асфальт, захлопываю ее за собой и гонюсь за ним.
– Я не могу доверять тебе! – громким шепотом говорю я, догоняя его посреди лужайки Трея. – Ты не хочешь мне ничего рассказывать, а теперь собрался залезть в чужой дом и втягиваешь в это меня? У меня могут быть проблемы, и да, не хочу показаться лицемерной, учитывая, что Панк и все остальное, но я не хочу в этом участвовать.
Он останавливается. Я крепко сжимаю в руке телефон и уже почти готова швырнуть его в Мейсена. Откуда он, черт возьми, взялся? У него есть друзья. Почему бы не попросить их?
– Почему ты просишь меня это делать? – с напором спрашиваю я.
– Потому что это важно.
Он смотрит на меня, но мне не кажется, что он зол.
Он вздыхает, и выражение его лица смягчается. Он подходит ко мне.
