Но я не двигаюсь с места. Не могу с ним говорить.
Заглядывая в отверстия в ширме, пытаюсь его увидеть, но тщетно.
Он больше ничего не говорит, но его тень проникает глубже в комнату, и пульс отдается у меня в ушах.
Наконец он появляется в поле зрения и садится на край кровати. На нем обычная рубашка, галстук и вязаный жилет. Когда я был маленький, он одевал меня так же. До тех пор пока мне не исполнилось девять и у меня не появилось собственное мнение.
Тогда-то мы и начали ссориться.
– Ты всегда был так непохож на меня, – говорит он, глядя в сторону.
Я едва дышу.
– Приходил на семейные торжества в футболках и джинсах, предпочитал уроки гитары скрипке и пианино, тебя всегда было так сложно увлечь чем-то кроме того, что ты сам хотел делать… Всегда одни сложности, и точка.
Слезы выступают на глазах, но я сижу не шелохнувшись. Он прав. С его точки зрения, я всегда со всем спорил, находил поводы для ссор там, где их не было.
А если посмотреть с моей стороны, то я всего лишь хотел, чтобы он принимал меня таким, какой я есть. Именно поэтому я так долго и так крепко держался за Райен.
– Я уже давно не могу нормально поговорить с тобой, – он почти переходит на шепот, потом опускает глаза и исправляется: – Отчаялся найти к тебе подход.
Отец берется за краешек одеяла Энни, медленно подносит его к лицу, и все его тело содрогается. Он тоже плачет.
Я зажимаю кольцо в губе между зубов и тяну, пока не начинаю чувствовать боль. Теперь все приносит одну только боль, и я так ненавижу ее. Меня убивает, что комната Энни опустела. Убивает, что окна нашего дома теперь всегда темные. Убивает, что я не знаю, куда деваться: везде плохо. И я ненавижу себя за то, что мне больно видеть отца таким одиноким. Он не пытался утешать меня после смерти Энни. Так с чего бы мне теперь заботиться о нем?
И откуда у меня это внезапное желание обо всем рассказать Райен? Просто чтобы она узнала то, о чем я ей не говорил, и сказала мне правильные слова. Она всегда пишет правильные слова. Я хочу забыть навсегда о том, зачем приезжал в Фэлконс Уэлл.
И вернуться туда только потому, что там живет она.
Я возвращаюсь в школу ровно в тот момент, когда звенит звонок с последнего урока. Дождь в Тандер-Бей начался, как только я сел на паром, но досюда до сих пор не дошел. Облака мрачно висят над головой, вниз не падает ни капли.
Отец, разрыдавшись, ушел из комнаты Энни, и как только в его кабинете зазвучали первые ноты Брамса, я понял, что можно безопасно выбраться из дома. Он не выйдет оттуда до самого утра: будет пить скотч и работать над моделью какого-нибудь сражения Второй мировой.
Я вижу, что справа от меня на улице тренируется команда по американскому футболу, и надеваю сумку через голову. Достав из нее шарф, подхожу к джипу Райен и кладу его на водительское сиденье. Потом достаю из кармана маркер и вытаскиваю из подстаканника маленький кусок бумаги, который очень кстати там оказался. Это чек, и на обратной его стороне я пишу записку.
Тебе пойдет голубой. (И нет, я его не украл.)
Я кладу ее сверху на шарф. Ученики уже начинают заполнять парковку и потихоньку садиться в машины. На дворе вечер пятницы, так что вряд ли у Райен есть тренировки. Но всю дорогу до своей машины я не свожу глаз с ее джипа, чтобы убедиться, что никто не вытащит шарф через открытое окно.
Закинув сумку на заднее сиденье, поднимаю глаза и вижу, что народ столпился вокруг капота, перед моей машиной. Они на что-то увлеченно смотрят, и в мою душу закрадывается беспокойство. Что на этот раз?
Вздохи и шепот заполняют воздух, толпа растет, те, кто сзади, силятся встать на носочки и посмотреть поверх голов. Я наклоняюсь к лобовому стеклу и замираю, увидев, что сделали с капотом.
На нем огромные разводы белой краски, размазанной во все стороны, как будто кто-то взял пейнтбольную винтовку и расстрелял машину. Часть краски уже высохла, значит, это сделали уже давно, может, сразу после того, как я уехал.
И прямо посередине на крышке капота красуются большие яркие белые буквы, составляющие слово «педик», которое очень трудно не заметить.
От ярости сводит каждую мышцу. Вот урод.
Я поднимаю глаза. Во мне вскипает злость. Я готов к мести и медленно сканирую парковку пристальным взглядом. Трей стоит рядом с тем, что, по идее, должно быть его машиной, – голубым «камаро», который ему, наверно, купила обожаемая мачеха. Не обращая внимания на людей, собравшихся вокруг, я прищуриваюсь, наблюдая, как он самоуверенно расхаживает по парковке, покусывая соломинку и бросая похотливые взгляды на Лайлу, пока ее лучшая подруга не видит.
Время пришло. Подойдя к нему сзади, я принимаю устойчивую позу, уже готовый схватить его за голову и ударить лицом о капот его гребаной машины. Я почти рад, что он довел до этого. Мне весь день хотелось кого-нибудь ударить.
Слышу, как кто-то кричит «Мейсен», но у меня нет времени разбираться, кто это. Я бросаюсь за ним, хватаю за воротник и начинаю бить о машину.
Он ревет, схватив меня за подбородок и пытаясь заставить отцепиться, но я уворачиваюсь, освобождаю руку и с размаху бью его кулаком в живот.
Он орет на меня благим матом, и толпа понемногу окружает нас. Я снова хватаю его и швыряю на капот.
– Пошел ты, педик, – выкрикивает он и бьет мне кулаком в лицо.
Во рту появляется металлический привкус крови, она сочится из внутренней стороны щеки, но я не ослабляю хватку.
– Не понимаешь шуток? – орет он.
Я поднимаю колено и с размаху попадаю ему в живот. Он сгибается пополам, а я высоко заношу кулак и дважды бью его в затылок.
– Мейсен, остановись! – кричит кто-то, похоже, что Райен.
Я снова хватаю его за шиворот и бросаю на землю. У меня вся спина мокрая, а легким невыносимо нужен воздух. Прежде чем успеваю подскочить и нанести еще один удар, кто-то хватает меня за плечи и тащит назад. Я пытаюсь разорвать хватку, и парень, что держит меня, немного подается вперед под моим напором, но не выпускает. А я все еще не отрываю глаз от Трея.
– Что происходит? – спрашивает грозный женский голос.
– Что-то ты долго! – огрызается Трей на парня у меня за спиной, и я понимаю, что это, должно быть, Джей Ди, его друг, меня схватил.
Директор встает прямо между нами и смотрит на меня, пока Трей силится подняться с земли.
– Успокойтесь! – приказывает мне она.
Я тяжело дышу, стараясь втягивать воздух носом. Каждая мышца напряжена до предела, я не свожу взгляда с Трея, а железная хватка наконец ослабевает.
– Что случилось? – выспрашивает Берроуз, глядя то на меня, то на Трея.
– Я ничего не сделал! – кричит Трей. – Этот козел появился из ниоткуда и набросился на меня!
