Я крепко сжимаю зубы. Вот урод.
Мейсен скрещивает руки на груди и смотрит на меня как хищник, что уже загнал добычу и вот-вот приступит к трапезе.
– Мои поздравления, куколка, – говорит он. – Ты только что напомнила нам всем, что мы любим исключительно глазами.
На шее выступает холодный пот. Я выбегаю из класса так быстро, как только могу, и бросаюсь в женскую раздевалку. Легкие сдавливает все сильнее. Проношусь мимо девочек, которые переодеваются на физкультуру, заскакиваю в одну из душевых, задергиваю занавеску и включаю воду.
И делаю шаг влево, чтобы не облиться. Звук текущей воды защищает меня от любопытных ушей. Я достаю из кармана ингалятор, нажимаю на него два раза подряд и прислоняюсь к стене душевой кабины, закрыв глаза.
Четыре года. У меня не было приступов из-за паники четыре года. Они всегда только от физических нагрузок. Объем легких постепенно приходит в норму. Я медленно дышу и пытаюсь успокоиться.
Да что, черт возьми, со мной не так? Этот парень не представляет никакой угрозы. Он не та проблема, с которой бы я не справилась. Значит, он бросает мне вызов. Ну и что? Я буду психовать каждый раз, когда он попытается довести меня? Рано или поздно я уеду из уютного и безопасного Фэлконс Уэлл, и больше не надо будет поддерживать имидж популярной девочки-лидера. Я веду себя как ребенок.
Но на одно мгновенье там, в классе, у меня в глазах все же потемнело. Мир стал съеживаться, словно я иду спиной вперед вглубь туннеля, а свет остается далеко впереди. Свет – Мейсен, мистер Фостер, одноклассники – непреклонно слабел, а темнота пожирала комнату. Я чувствовала себя совершенно одинокой.
Совсем как раньше.
– Итак, внимание! – восклицает мисс Уилкенс, моя учительница в четвертом классе. Мы все выстроились в линию у двери кабинета. – Если вы остаетесь здесь на время перерыва, никаких разговоров. Вы работаете. – Она поднимает на нас глаза. – Все остальные… могут идти.
Первый человек в шеренге толкает дверь, и все бросаются во двор, на детскую площадку.
Одни бегут играть в мяч, другие – на турники, несколько человек просто бродят вокруг асфальтовой площадки и пытаются придумать, чем себя занять.
Все проходят мимо меня. Я замедляю шаг и с тяжелым сердцем смотрю, как они сбиваются в группки и начинают играть. Ярко светит солнце. Я медленно прохожу в середину всеобщей кутерьмы и неуверенно осматриваюсь, не зная, куда пойти и с кем заговорить.
Так бывает каждый день.
Девочки весело подбегают к другим девочкам и принимаются болтать. Мальчики играют с другими мальчиками, перекидываются мячом, лазают по лестницам и турникам. Некоторые ребята из класса сидят на траве и играют в игрушки, которые принесли с собой в школу. Все легко находят себе компанию.
Но на меня даже никто не смотрит.
Я плетусь по площадке, желудок завязывается узлом. Ненавижу перерыв. Лучше бы я осталась в классе, пораскрашивала раскраски, писала бы в дневник или поделала еще что-нибудь.
Но я хочу, чтобы они знали, что я тоже здесь, чтобы они меня увидели.
Мне не нравится, что обо мне все забыли.
Я поглядываю на Шеннон Белл и еще нескольких девочек из класса. У них всегда такая крутая, красивая одежда. Почему у меня никогда не получается так хорошо выглядеть? Я поправляю свою юбку до колена и рубашку поло. Выгляжу как хорошая девочка. Мама всегда собирает мне волосы в хвост, а я хочу завивать их, как они.
Облизав губы, я проглатываю огромный ком в горле и направляюсь к ним.
– Привет, – выдавливаю с огромным трудом.
Они замолкают и с непроницаемым видом смотрят на меня. Я показываю рукой на Шеннон.
– У тебя классный лак для ногтей.
На самом деле это не так. Он отвратительного желтого цвета, но мама говорит, что делать комплименты – хороший способ завести друзей, так что…
Шеннон негромко усмехается. Ей стыдно перед подругами, что я с ней заговорила. Она косится на них.
Я чувствую, как невидимая рука отталкивает меня от них. Они ведь хотят, чтобы я ушла, разве нет?
Но я давлю из себя улыбку и пробую снова.
– Эй, – говорю я другой девочке, глядя на ее туфельки. – У нас одинаковые туфли. – И перевожу взгляд на свои, как бы показывая ей.
Она смеется и закатывает глаза.
– Иу.
– Эй, девчонки, – одергивает подруг другая девочка, но они продолжают хихикать.
– А это что такое? – Шеннон показывает на оттопыренный карман моей юбки.
Мое сердце немного сжимается. Больше ни у кого в моем классе нет ингалятора, и, если они узнают, я буду выбиваться из общей массы еще сильнее.
– Это просто ингалятор, – негромко отвечаю я. – Я аллергик, и у меня астма. Ничего серьезного.
Я не поднимаю глаз, потому что боюсь увидеть, как они переглядываются, и поджимаю губы, чувствуя, что к глазам подступают слезы. Почему у меня не получается быть такой же крутой, как они?
– Как думаешь, Кори Шульц симпатичный? – вдруг спрашивает Шеннон.
Я моргаю и готовлюсь защищаться.
– Нет, – быстро отвечаю я.
Кори Шульц – наш одноклассник, и на самом деле он милый, но я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я так думаю.
– Ну а я думаю, симпатичный, – говорит она. – Мы все так считаем. Ты с ним поссорилась?
Я поднимаю взгляд и качаю головой.
– Нет. Я просто… да, думаю, он все-таки симпатичный.
Девочка, стоящая за Шеннон, начинает хохотать, а Шеннон вдруг убегает куда-то в сторону баскетбольной площадки.
Сердце начинает биться быстрее. Она подходит к Кори и что-то шепчет ему на ухо, а потом он оборачивается, чтобы взглянуть на меня, и его лицо искажает гримаса отвращения.
Только не это.
Все начинают хохотать. Я разворачиваюсь и убегаю. Мне в спину кричат:
– Райен любит Кори, Райен любит Кори!
Я начинаю плакать. Слезы стекают по лицу, меня сотрясают рыдания. Я забегаю за угол школы и прячусь, чтобы они не видели моей истерики.
– А теперь-то что с тобой не так? – спрашивает, подходя, моя сестра-пятиклассница. Должно быть, она увидела, как я убегала.
– Ничего, – реву я. – Просто уходи.
Она злобно шепчет:
– Подружись уже с кем-нибудь. Тогда мама перестанет заставлять меня играть с тобой, и я смогу наконец спокойно играть с друзьями. Это что, так сложно?
