Пойдя в школу, Сара поняла, что год делится на две части. Есть школьная часть – они с Генри и папой, упаковав завтраки, отправляются в школу, Сара и Генри – учиться, чему уж их там учат, а папа – учить физике в старших классах. В конце дня мама готовит ужин, близнецы делают домашку, а папа сноровисто готовится к завтрашнему уроку. Закончив с этим делом, он вытаскивает большие ватманские листы и чертит – зубчатые колесики, штурвалы и рули, паруса, понтоны и паровые машины.
Потом наступало лето, папа-учитель откладывал ручку с красными чернилами, убирал тетрадки и книжки. И нырял в гараж, словно мальчишка в первый день каникул, норовящий первым прыгнуть в только-только открытый по летнему времени бассейн. Отец резал по металлу, что-то к чему-то приваривал, и по всей округе стоял шум, как от кошачьего концерта. Чертежи, в которые близнецы не раз заглядывали, стоило только папе отвернуться, превращались в механические конструкции, длинноногие штуковины с гигантскими колесами или изящные устройства со сверкающими металлическими боками и яркими крылышками.
К концу августа отец загружал свои творения в прицеп пикапа и уезжал. Возвращался он через несколько дней, веселый и загорелый. У механических игрушек не хватало колес, зато вмятин появлялось с избытком.
Пока папа путешествовал, малыши, Генри и Сара, оставались дома с мамой. Она то и дело недовольно спрашивала отца, зачем он убивает столько времени на эту чушь, когда можно было бы заняться чем-нибудь полезным, например крышу починить, а то скоро дожди пойдут.
– Вспомни главный девиз гонок, Лайла, – каждый раз улыбался отец и жарил малюсенькие, с пятак, оладушки. Дети складывали их в многоярусные башенки и поливали сверху сиропом – он так забавно капал вниз.
Больше всего на свете Сара и Генри любили подглядывать за отцом – чем это он там, в гараже, занимается. Они забирались на ящики и всматривались в полумрак за пыльным стеклом; они всегда готовы были отнести отцу стакан холодного лимонада (и тут же доложиться друг другу, не замечено ли чего интересненького). И вот настало лето, когда им исполнилось восемь. В одно прекрасное утро отец, будто между прочим, спросил за завтраком: «Поможете мне сегодня?»
Конечно, они и раньше бывали в гараже, но теперь они тут по праву, они помощники, совсем другое дело. Сара даже размечталась о рабочем комбинезоне и фирменной бейсболке. И чтобы была нашивка с именем. Но Генри с отцом уже взялись за кусочки металла на столе, и она быстренько переключилась с фантазий на реальность.
«Чтобы собирать модели для гонок кинетических скульптур, – объяснил отец (каждое слово звучало, словно написанное с заглавной буквы), – нам понадобится физика. Всякая конструкция оценивается не только с точки зрения эстетики – красивого вида и внешней отделки. Нет, механизмы проверяют на прочность и скорость – а им надо преодолеть кучу препятствий, по земле и по воде, через грязь и песок. Впрочем, для успеха гонки необязательно дойти до конца, но все же обидно, если созданный тобой шедевр просто-напросто утонет по дороге».
Разбираться приходилось во многом – тут и равновесие, и сила тяжести, и инерция. Мысли о физике мешались с размышлениями о собственном теле – Сара пошла в рост, все в ней изменялось, перестраивалось, ступни увеличились, ноги стали длиннее, и с каждой переменой менялось что-то внутри.
Отец объяснил, почему у некоторых моделей треугольное основание – так получается прочнее, хотя скорость и снижается. Сделаешь конструкцию поизящней, она потеряет плавучесть. С грязью вообще ничего не поделаешь, против грязи есть только одно средство – терпение.
Сара унаследовала от матери практический ум и сразу же сказала, что человек сам по себе, без этих всяких железок и деревяшек, огромных искусственных цветов и звериных голов из папье-маше, наверно, обгонит всех остальных.
– Ну, конечно, – согласился отец. – Только так неинтересно.
Сара и Генри умоляли, чтобы их взяли на гонки. Мама боялась, что они еще слишком малы, но папа решительно объявил, что придется ей поехать с ними и самой за всем приглядеть. В конце августа все четверо устроились в пикапе – багажник забит снаряжением и палаткой, а сзади длинный прицеп – и вперед по берегу Тихого океана, где мимо пляжей, где через леса.
По дороге мама рассказывала им всякие истории про здешние места. Сначала она просто читала вслух из путеводителя, но на какой-то заправке книжка таинственным образом исчезла, и чем дальше они отъезжали от дома, тем причудливей становились мамины истории. В рассказы вплетались иные миры, с гномами и троллями, живущими в дуплах огромных, древних деревьев, миры, где из земли после дождя вырастали не только цветы. По вечерам они ставили палатку, и отец, который дома почти никогда не готовил, кашеварил у костра. Он мастерски жарил колбаски. Жир стекал в огонь, горящие ветки выбрасывали столпы искр и шипели. Маршмеллоу на глазах покрывались ровным загаром, зажмешь их между двух печенюшек, шоколадная глазурь подтаивает от жара – вкуснота. После ужина при свете походной лампы в палатке начиналась игра в карты. Генри все время придерживал семерки, ему особенно нравилась эта цифра. Потом все вместе устраивались на ночь, и посапывание спящих перекликалось с тихими шорохами снаружи: мелкие зверушки пробирались через подлесок и шуршали во мху под деревьями.
На третий вечер они добрались до старого порта, построенного еще в Викторианскую эпоху. Удивительно даже – дальше как будто ничего нет. Дойдя до городка, дорога просто-напросто уперлась в воду. Высокие, важные, искусно изукрашенные кирпичные дома на главной улице словно застыли во времени. Появись сейчас старинный экипаж, превратись асфальтовая дорога в булыжную мостовую прямо под шинами их автомобиля, Сара бы и глазом не моргнула. Того и гляди, из бара, через двери с цветными стеклышками повалят пьяные матросы. Прямо как на съемочной площадке. Впечатление усиливалось костюмами прохожих. Чего тут только не было – от викторианских турнюров и цилиндров до свободных балахонов-варенок с разводами всех цветов радуги. Мимо прошла троица – Страшила, Железный Дровосек и Трусливый Лев. Они заметили Сару и бросились к ней, умоляя стать их Элли. Но отец объяснил, что у них задуман семейный наряд, и без нее не обойтись. Он, правда, наотрез отказался рассказывать детям про их костюмы – ничего, потерпите до начала завтрашней гонки.
Наутро – их первая гонка вот-вот начнется – отец разбудил детей спозаранку. Протянул обоим белые лабораторные халаты. У самого – дико растрепанные волосы, а на носу гигантские очки в черной оправе.
– Готовы? Безумные ученые, вперед!
Сара и Генри не переставали улыбаться – полный восторг. Все вместе они вытащили из прицепа их конструкцию, полюбовались удлиненным, стильным капотом, подчеркивающим гениальную минималистичность велосипедной рамы с несколькими сиденьями. Над рамой развевались белые полотнища, соревнуясь по красоте с замысловатыми деревянными ножками – как у кузнечика, – на них настоял Генри. Они подкатили свое творение к старту, рядом оказались гигантская фиолетовая птица, причудливой формы экипаж с механическими лошадками, помесь велосипеда с элегантно-ребристым металлическим ежом и желтенький пучеглазый аэроплан – вылитая божья коровка.
