– Надо рекомендовать громилам бить все, что хотя бы косвенно напоминает научный прибор.
– Просто ломать и крушить, крушить и ломать без разбору!
– Лучше поставить во главе каждой группы нашего агента, досконально изучившего, где что находится и что уничтожать в первую очередь.
– Персонал бить, но не убивать. Наносить продажным генетикам легкие черепно-мозговые травмы, чтобы перенаправить извилины в другом направлении. Обставим народный бунт как попытку вернуть ученых на путь истины.
– Пусть высоколобые клонируют кого угодно: вшей, блох, коз и баранов, но только не тварюг!
– Леди и джентльмены, мелкие детали операции «Генетический погром» уточним в ходе подготовительных мероприятий. А сейчас объявляется короткий перерыв.
На одиннадцати экранах замер таймер с обратным отсчетом.
11. Огонь на поражение
Аристократ умерил бег после того, как очутился на краю топкого болота.
Пузырящаяся тина между кочек и застоявшаяся темная вода, затянутая ряской, источали миазмы, отдающие тухлятиной.
Не приближаясь к зловонному краю, тевтонский гулон пустился искать обход.
Вскоре болото закончилось, а на труднопроходимом взгорке, густо заросшем ерником – карликовой березой, обнаружилась нахоженная тропа.
Немецкий кот, устав от сибирской тайги, воспользовался коммуникацией, проложенной человеком.
Тропа уступала по удобности дорожкам садовых аллей, но все-таки позволяла шагать без лишних помех и раздражающих препятствий.
Тропа облегчала движение, но увеличивала риск.
Старинная пословица о том, что в тайге самый лютый зверь – двуногий, – никогда не теряла актуальности. Вооруженные типы, не имеющие охотничьих лицензий, считались опаснее медведя-шатуна, волка-людоеда или взбесившейся рыси.
Тевтонец, одуревший от не изведанных ранее впечатлений, еле брел, отдыхая на поворотах.
На шее кота поблескивал именной ошейник 999-й пробы.
А золото всегда и везде провоцировало людей на грабеж и насилие.
Единственная тропа, соединяющая шоссе и охотничье жилье на границе заповедника, намного повышала вероятность нежелательного соприкосновения элитного тевтонца с браконьером, который пристреливал новенькую двустволку.
В старом зимовье, сложенном из неотесанных бревен и покрытом слоями коры, браконьер закончил пить крепко заваренный чай без сахара.
Пустой котелок стоял на остывающей железной печке, которая занимала весь передний угол.
В дальнем углу на топчане из сосновых плах валялся овечий полушубок, служивший одеялом.
На приколоченных к стене ветвистых рогах матерого изюбря, добытого прошлым летом, в период гона, висело на еще не обтертом ремне курковое ружье.
Браконьер опоясался патронташем, набитым в два ряда гильзами с дробью, картечью и пулями-жаканами.
Браконьер снял двустволку со стены и вышел наружу.
Тропа начиналась от кострища.
Браконьер вогнал в правый ствол патрон с картечью на крупную дичь, а в левый – с пулей, на медведя или беглого зэка.
Тропа огибала сучковатую чурку с топором и окровавленную колоду для разделки туш.
Начать пристрелку ружья опытный нарушитель закона решил у болота, где не шарятся городские придурки, собирающие черемшу.
Тропа заворачивала в чащу за ямой, заполненной вскрытыми консервными банками.
Браконьер прекрасно знал, что, пока не открылся промысловый сезон, егеря в отпусках и загулах. И пробная стрельба обойдется без последствий.
Апологет запретной охоты терпеть не мог поражать неживые мишени вроде пустых бутылок и не доверял фабричным патронам. Сам отбирал и вставлял капсюли. Взвешивал порох на аптекарских весах. Прикатывал дробь. Рубил картечь. Наносил на свинцовые пули насечки. Вырезал пыжи из войлока. Заливал снаряженные латунные гильзы воском.
Тропа упрямо направляла утомленного Аристократа к неизбежной гибели.
Браконьер двигался от зимовья, тевтонский гулон – от болота.
Задача, похожая на легкую арифметическую, превращалась в сложнейшее уравнение со многими неизвестными.
Огневая стычка с каждой минутой становилась все более неизбежной.
Аристократ на очередном повороте расширяющейся тропы устроил передышку.
И браконьер еще издали заметил блеск золота, который нельзя было спутать ни с чем.
Прошлой осенью вольный стрелок заимел в качестве добычи шикарное колье с вкраплением изумрудов, пару тяжелых сережек и массивное обручальное кольцо.
Одна разряженная фифа бездумно тормознула на обочине шоссе и, бросив руль, устремилась в ближайшие кусты справить нужду.
Затаившийся за толстой сосной браконьер не стал долго раздумывать и засадил писающей дурехе прикладом по затылку.
Насиловать раскоряченную с обнаженными ляжками глупую женщину не имело смысла. Оставлять правоохранительным органам сперму для анализа глупо, а вот ободрать украшения – в самый раз.
Разжившись дорогими побрякушками, браконьер на всякий случай проколол машине колесо, чтобы очухавшаяся жертва подольше не могла добраться до города.
Об этом случайном грабеже промолчали телевизор, газеты и радио.
Наверняка фифа никому не рассказала о позорном инциденте, а просто купила изумрудный гарнитур лучше прежнего.
А браконьер на вырученные деньги приобрел у соседа-пенсионера незарегистрированную двустволку, пребывающую в безделье еще с застойных времен развитого социализма. После обмывки ружья пенсионер за дюжину пива отдал бездымный порох и свинцовые пластины.
Теперь, заметив блеск золота, рецидивист-любитель размечтался о снегоходе, на который никак не удавалось накопить.
Кота выдал ошейник 999-й пробы.
Полуденное солнце вертикально линовало сыроватый полумрак, и один из шальных лучей попал точно в ювелирное изделие с выгравированным славянской вязью именем «Аристократ».
Тевтонец отреагировал на щелчок взведенного курка и, подчиняясь интуиции, метнулся с тропы вниз по склону.
Грохнул выстрел, и картечь лишь подняла красноватую пыль от утоптанного суглинка.
Браконьер, не успев приноровиться к ружью, промазал.
Раскатистое эхо разнесло по всей округе, что началась охота на тевтонского гулона.
Седьмой этап. Испытание дорогой
1. Судьбоносная потеря
Эхо старательно подсчитывало каждый промах.
Блудный кот, обогащенный золотом, ввел браконьера в охотничий раж.
Все живое убралось подальше.
Дуэль между тевтонским гулоном и алчным человеком продолжалась без свидетелей.
