В четыре пополудни машина начинает икать и кашлять, мне кажется, что вот сейчас она отдаст богу душу, оставив нас под палящим солнцем, но Ален подливает воды в радиатор и масла, и мы сразу же трогаемся с места и едем, даже что-то мурлыча, ля-ля-ля…
Ровно в 16.35 «юго», начиненный Francuzi, останавливается у пограничного поста во Врсаке. Всю дорогу Ален верил в успех нашего предприятия, но тут вдруг начинает сомневаться, сможем ли мы вернуться в Сербию, вот окажемся за границей — а обратно нельзя, и придется нам остаться в Румынии. Вполне ведь вероятно, говорит он, что «эти» (он имеет в виду Стальной Взгляд и его приспешника) попросту навешали нам лапши на уши, ничего себе розыгрыш, сейчас наверняка помирают со смеху, ха-ха-ха, ха-ха-ха! — радуются, вона как облапошили бедных Francuzi, м-да, все-то «им» хиханьки да хаханьки… Сомнения Алена настолько велики, что в конце концов он и меня склоняет к тому, что, да, конечно, есть такая возможность, и, когда строгий на вид сербский таможенник просит показать бумаги, сердце у меня уходит в пятки. Но строгий на вид таможенник пропускает нас без каких-либо осложнений, и мы доезжаем до чана с какой-то сверкающей на солнце и отливающей голубым жидкостью для дезактивации, то бишь санитарной обработки, но кого здесь надо дезактивировать, ни черта не понимаю, видимо, всех сербов скопом — раз и навсегда.
С той стороны — румынская граница. Как нам было сказано, мы разворачиваемся, немного не доехав до чана с жидкостью, отливающей теперь бутылочно-зеленым, строгий на вид таможенник смотрит на нас из будки и бровью не ведет, мы возвращаемся в Сербию, и тут другой строгий на вид таможенник опять просит предъявить бумаги, минута легкой паники, когда он указывает на пограничный пункт, куда нам следует, оставив здесь машину, пройти, чтобы обновить картонку с визой.
— Что такое? — волнуется Ален. — Мы вляпались в дерьмо, так я и знал, так я и знал с самого начала! — Он трагически морщит лоб.
Пограничный пункт представляет собой сборный домик барачного типа из клееной фанеры с оцинкованной крышей. Внутри сидят еще трое строгих и ужасно несговорчивых на вид, они играют в карты. Воняет потом, перегаром и лежалыми окурками. Когда мы заходим, они, едва взглянув на нас, продолжают партию, а один даже делает новую ставку, выкладывая динары и евро на бочку сливовицы, которая заменяет им стол.
— Что, Francuzi, — говорит первый Несговорчивый На Вид (должно быть, он успел уже познакомиться с нашими документами). — Значит, возвращаемся в Сербию?
Этот толстяк — он точно главный у них, похоже, он командует остальными, и на вид он самый несговорчивый, ну просто ужасно-ужасно несговорчивый и строгий.
— Ну всё, они видели наш маневр, не такие они кретины, их не проведешь, я знал, с самого начала знал, что это дурацкая затея, — шепчет Ален.
— Он кто — твой парень? — спрашивает другой, с иронией глядя на меня.
— Да… — лепечу я. — Это мой жених…
— Чего ж ты его не кормишь, барышня, вон он какой тощий! Надо его хоть у нас малость подкормить, чтобы потолстел твой Francuzi! — советует он, смерив взглядом Алена.
Остальные начинают хохотать во все горло: и впрямь надо.
— Надеюсь, он тебя не обижает? — интересуется третий.
— Чего они на меня глазеют? Я знал, с самого начала знал, что добром это не кончится, — снова шепчет Ален.
Приходится брать дело в свои руки, нужно применить хитрость, подружиться с ними, чего бы то ни стоило, потому что они не идиоты, и они разгадали наш маневр. Ну я и рассказываю все с самого начала: зачем мы приехали в Сербию, как не можем завершить монтаж «Золотой трубы», не забыв о проекте «Хеди Ламарр» и даже о «Милене», правда не уточняя, что режиссер — хорватка, зато нажимая на то, что Алену предстоит сыграть роль французского солдата. Они снова начинают ржать как ненормальные, но тем не менее очень скоро все эти несговорчивые становятся нашими лучшими друзьями, и мы пьем с ними сливовицу, которая льется из бочки рекой, и обещаем пригласить их на нашу свадьбу и на крестины наших будущих детей. И ликуем. Все пятеро.
А в какой-то момент, желая напугать моего Francuzi, один из наших новых друзей вдруг заявляет, что если мой парень хочет вернуться в Сербию, то пусть заплатит тысячу евро.
— Что?! Тысячу евро?! Что он такое сказал? Откуда тысяча евро? Ни с того ни с сего! — так и подскакивает на месте Ален.
— Скажи своему парню, что мы шутим, — говорит наш drug-шеф.
— Они шутят, — говорю я Алену, — они шутят.
И, видя озадаченную физиономию Алена мы смеемся от души — вчетвером.
— Ладно, давайте, издевайтесь надо мной, — бормочет Ален, — валяйте, не стесняйтесь…
Два часа спустя мы уезжаем с визой, продленной на месяц за скромную сумму в тридцать евро, пообещав написать, скоро вернуться и помахав в окно рукой.
И распевая: «Не говорю тебе прощай — мы свидимся опять…»
[73]
24
А в Белграде тем временем Гага получил обратно свою «тойоту-ленд-крузер»: Большой Босс, исследовав проблему, уладил ее через Мирослава, который мобилизовал на это дело спонсоров банду из Земуна, маленького селения с милыми красными и желтыми домиками, когда-то бывшего австрийской коммуной и находившегося на северном краю бетонного безумия, то есть Нового Белграда.
Оказалось, что Гагина «тойота» послужила предлогом для беспощадной и кровавой войны между разными бандами, там на самом деле были затронуты куда более серьезные интересы, а история с машиной, насколько я поняла, стала чем-то вроде спускового механизма, неожиданной возможностью для банды из Земуна раз и навсегда утвердить свое полное превосходство. В конце концов Гагa даже нашел кого-то, кто согласился перегнать его лодку, и отбыл в Черногорию.
С этого времени все пошло очень быстро.
Ангелина, со своей стороны, поддержала кандидатуру Алена на роль французского солдата, и Алену уже звонила костюмерша выяснять размеры: окружность шеи, ширину плеч окружность груди, окружность талии, окружность бедер, длину рукава, расстояние от талии до промежности, ну и размер ноги, само собой. Примерка костюмов была назначена в Черногории.
Вдохновленный всем происходящим Ален отправился обсуждать свой гонорар и вообще условия работы с директором фильма, включив в эти условия работы расходы «на разное», а «разное» предусматривало наш переезд на съемки, именно наш — чтобы и мне был обеспечен бесплатный билет на самолет. Из-за этого местоимения первого лица множественного числа разгорелась жаркая полемика: директор никак не мог взять в толк, с какой это радости он должен покупать еще один билет, снимать нам двоим квартиру с видом на море, предоставлять нам шикарный автомобиль с шофером, да еще находящийся постоянно в нашем распоряжении, и вдобавок ко всему обеспечивать нас обоих карманными деньгами. Ален же тупо повторял, что без своей супруги с места не сдвинется, решайте как хотите, дело ваше, только на таком не экономят.
