На мой взгляд, все слишком хорошо, того и гляди в последний момент рухнет, но дядя сейчас чувствует себя крутым, круче некуда, и мимоходом спрашивает, а как дела с нашим фильмом. Не сомневайтесь, вы не ослышались, он действительно поинтересовался «Хеди Ламарр»! Я в шоке.
Понятно-понятно, какая-то то добрая и чертовски тактичная душа нашептала ему на ушко пару слов из газетных статей о нас. Владан даже про согласие Джуди Фостер знает (потрясающая актриса и, на его взгляд, совсем не дура), он знает, что мы в одной связке с Большим Боссом, парнем, который финансировал кампанию Милошевича, а теперь стал этаким стыдливо кающимся карьеристом из бывших… тут дядя пожимает плечами: ладно, все равно ведь выбирать не из кого, куда ни кинь, всюду клин, если в прошлом не коммуняка, то наверняка прихвостень Милошевича, вот и приходится иметь с ними дело, а то ведь один останешься… Нет, сегодня утром Владана решительно не узнать: он даже насчет грязной посуды и переполненной помойки не заикается.
Я уже готова выложить ему все, даже об интервью на телевидении КГБ рассказать, но в последний момент прикусываю язык, сообразив, что эдак можно все испортить, впрочем, он так и так скоро во всем разберется, незачем торопить события. Step by step, как говорит Большой Босс. Звонок домофона, наверное, какой-то дядин агент явился с докладом, ну или Сисястая. Владан желает удачи нашему проекту и воздушным шариком вылетает из кухни.
— Что это с ним? — спрашивает Ален. — Какой-то он странный сегодня, ты уверена, что с ним все в порядке?
— Не волнуйся, это пройдет, причем довольно быстро.
Оказалось, и не агент пришел, и не Сисястая заявилась, а вовсе даже сын того реставратора мебели, которого я недавно встретила в коридоре, — папаша, мол, хочет знать, не надо ли нам еще чего-нибудь починить… Напомнил! Надо быстренько собраться с духом и сходить в Центр очистки культуры от загрязнений за кое-какими личными вещами, которых мы лишились во время большой дележки, все они аккуратно перечислены в списке (вот фотокопия, она хранилась на виду в ожидании такого счастливого дня, как сегодняшний). И спустя несколько минут я уже у Зорки, которую Владан перекрестил в Жопастую.
Коммунизм не вечен, колесо фортуны повернулось, и — ап! — мы в демократической стране, хе-хе! Надо привыкать, друзья, нам в такой стране жить до следующей революции, давайте-ка сюда вот этот комод в стиле Наполеона III, и… ага!.. вот этот портрет предка в офицерском мундире, он ведь тоже наш, правда?
В общем, все утро мы ходим туда-сюда, в Центр очистки культуры от загрязнений и обратно, вещички нам помогает таскать пьяный в сосиску режиссер Димитрий, которому не уразуметь ни того, зачем это мы туда-сюда ходим, ни того, на кой нам нужна вся эта рухлядь.
— Смысл-то какой?
— Смысл политический. Политика, понимаешь?
Не считая того, что появится работенка у реставратора мебели. Услуга за услугу — и в благодарность Димитрий вываливает нам кучу отборных сведений насчет «банды сволочей» с Казничем во главе.
К полудню перетаскали почти всё. Нижний этаж, если не считать нескольких утраченных древностей, стал таким, как прежде, и жопастая Зорка, которая умеет достойно признать свое поражение, заявляется к нам поглядеть, как все теперь выглядит, — да так и замирает на месте, разинув рот. Событие надо отметить, и мы всей компанией отправляемся в ресторанчик на углу, чтобы окончательно забыть прошлые обиды и скрепить добрососедские отношения.
Димитрий заказывает бутылку ракии, Зорка, покраснев как рак, путается в объяснениях, нет, ну правда же, она никогда и не думала присваивать мебель моих дедушки и бабушки, она клянется, что просто взяла ее на хранение, да, конечно, кое-что пришлось продать, ведь жить-то на что-то надо, но это было непросто для нее, это было очень для нее непросто, и в заключение она сообщает, что все это ошибка Истории, виной несчастные обстоятельства, и всем иногда приходится совершать те или иные поступки помимо собственной воли.
Я бы, наверное, еще долго размышляла над прихотями Истории и независимыми от нашей воли обстоятельствами, но тут зазвонил мобильник. Алло-алло? Стана скороговоркой спрашивает, что мы сегодня делаем. Она сейчас с приятелем Гагой, главным декоратором, да, естественно, тоже на картине Жан-Жака Лe Во, и, представляешь, я просто ушам своим не поверила, его брат, ну да, ну да, Гагин брат, не Жан-Жака же, так вот, Гагин брат, разбившийся вместе со своей машиной, незадолго до смерти тоже написал сценарий про… ты стоишь или сидишь? лучше сядь!.. про Хеди Ламарр! Нашу Хеди Ламарр!
— Это непостижимо, нет, это пррросто непостижимо! Ну и я, как услышала, сррразу поняла, что вам необходимо с ним встррретиться.
Как обычно, срочность выше некуда, можно подумать, что всякий раз речь идет о жизни и смерти, этот декоратор, видишь ли, завтра уезжает в отпуск, значит, сегодня или никогда.
— Ладно, — говорю я задумчиво, — согласна, встретимся через час.
Но поскольку один звонок неминуемо влечет за собой другой, стоит мне отключиться, телефон звонит снова. На этот раз слышу Большого Босса: он завтра приезжает, и мы можем наброситься, цитирую, «наброситься на Хеди Ламарр».
Зорка и Димитрий, уловив, что я говорю с Большим Боссом, смотрят на нас с открытым неодобрением, в общем-то и так понятно, что Большой Босс полностью себя в их глазах скомпрометировал, но для окончательной ясности Жопастая уточняет:
— Он же был на стороне Милошевича, Ми-ло-ше-ви-ча!
— Послушайте, — меня уже достало все это лицемерие, — послушайте, Милошевич ведь не сам пришел к власти, не захватил власть? Его ведь единодушно избрали все сербы?
А напоследок выдаю совсем уже убойное:
— Знаете что, для меня что коммунисты, что те, кто голосовал за Милошевича, — один черт, всех в одну кучу можно свалить.
— Точно, — кивает Ален. — И потом, теперь Большой Босс — монархист. Теперь он за принца Александра.
— А-а-а… — Зорка окончательно сбита с толку. — Да-а-а? Он теперь за принца Александра? Тогда ладно…
Тут встревает Димитрий:
— Выпьем за принца Александра. — Он поднимает рюмку: — Выпьем же за принца Александра, черт возьми!
— И за Tranzicija, — подогревает его Ален. — И за Tranzicija!
Никому не понять, до чего мы всем этим измучены. Для того чтобы постоянно приспосабливаться к ситуации, равно как и для того, чтобы лавировать среди таких разных людей, нужно ох сколько талантов. Мало того, таланты эти должны дополняться довольно высоким уровнем знания психологии, изрядной долей терпения и максимумом снисходительности.
Вначале Алену приходилось трудно, но когда «культурный шок» прошел, у него началась стадия приспосабливания к сербскому менталитету, и, надо сказать, теперь уже он на удивление хорошо адаптирован здесь. Его западный менталитет отбирает информацию и перестал тормозить из-за обычных балканских перегрузок. Постепенно, в процессе медленного латентного инфицирования, нереалистичные, по меньшей мере, цели Большого Босса, то бишь поиски средств на съемки «Хеди Ламарр» и проект международного масштаба, стали для Алена своими, и он воспринимает их самым серьезным на свете образом. Для него это теперь вопрос чести и глубоко личное дело. Абсолютный приоритет. Конечно, иногда настроение у него падает — если, например, он сталкивается с ситуацией, которой полностью не владеет, — но он больше не послеживает за мной исподтишка, будто считая, что какая-то часть меня ему недоступна. Он быстро ассимилируется, зато я — хотя, конечно, этого ему не показываю — все больше и больше теряюсь. Мы поменялись местами.
