– Нет. Сразу после увольнения из армии он работал несколько месяцев в Октябрьском военкомате, но таких уж знакомых не приобрел, а во Фрунзенском просто состоял на учете. Конечно, они его помнят, по работе он контактировал со всеми военкоматами. Он отвечал за мобподготовку, но вряд ли кто-нибудь станет тут помогать, – с грустью произнес Асов. Да, Саша был прав.
– Ладно, – вздохнув, ответила агент.
– Еще вопрос, – перебил ее Асов. – Отец часто говорил, в шутку правда, что ему как офицеру положен салют.
– Не салют, а залп, – пояснила агент, хоть Асов и не уловил в чем разница. – Не знаю, будет ли в этот раз караул. Все-таки выходные. Обычно так и поступают.
– Он офицер и должен быть похоронен как офицер, – безапелляционно и спокойно заявил Саша. Он знал, что звание офицера дает обязанности, а не привилегии. Обязанность быть первым и лучшим, обязанность вести за собой. И за то, что его отец нес на себе тяжесть такого звания, теперь ему должен был быть оказан этот последний знак уважения.
– Ладно, пойдемте, – агент встала из-за стола и пошла в ту комнату, которую Асов не смог разглядеть.
Стараясь ненароком не задеть расставленные по полу венки и корзины с искусственными цветами, Асов с мамой прошли за агентом.
Комната, в которой они оказались, была такой же, как и предыдущая, только меньших размеров, но с таким же выгнутым бетонным потолком и заплесневелыми стенами, которые застыли от мороза и теперь поблескивали льдинками из этого льда. Напротив боковой стены стояли два стола, на которых были сложены какие-то бумаги. На внешней стене имелось маленькое полуовальное оконце, почти полностью закрытое алюминиевой коробкой с электромотором и вентилятором. Эта коробка и была источником звука вытяжки.
Асов не ожидал увидеть в этой комнате одну немаловажную деталь. Она застала его врасплох, так как его сознание вдруг застопорилось от отчетливой мысли, что сейчас эта деталь касается непосредственно его.
Одна из стен этой комнаты была не чем иным, как фанерной перегородкой с деревянной, покрытой лаком дверью. Агент щелкнула где-то выключателем и прошла в эту приоткрытую дверь, скрывшись за перегородкой. Чуть различимое раньше, а теперь хорошо видимое содержимое этой комнаты стало причиной ступора Саши. Медля, Асов пропустил вперед маму, и она тоже скрылась за перегородкой. Наконец он перешагнул порог.
Все пространство за перегородкой было заставлено гробами, и оставался лишь маленький пятачок возле входной дверцы, где и стояли теперь три человека. У переднего ряда гробов на бортах висели ценники. Обычные деревянные гробы, обитые красной материей. Крышки их были немного сдвинуты в сторону, обнажая внутреннюю обивку. Именно от них шел тот запах, который придавал особенность этому затхлому воздуху. До этого момента Асов любил запах хвои, который ассоциировался у него со свежестью и малой Родиной. С теми местами, сосновыми борами, где он и родился, на границе Сибири и Урала.
Сейчас Саша и начал более осознанно понимать то, что у него больше нет отца. Что всего лишь несколько часов назад отец был, а теперь он – Александр Сергеевич Асов, даже с именем, которое дал ему отец в честь примера для подражания и мечтаний, которые он хотел реализовать в сыне, – стоит в этом помещении и выбирает для него гроб. Последний материальный подарок для близкого человека. Он стал понимать, что нет одного из двух родных людей, которые держат его на этом свете. Что грань между бытием и небытием очень призрачна. Смерть может наступить в любое мгновенье. «Почему я не успел выразить ему всю свою любовь раньше? Так много не рассказал ему? Так много не сделал для него? – И Асов понял. – Ясно, если хочешь понять, как дорог тебе человек, если хочешь отдать ему все, что он заслуживает, и ты не знаешь эту меру, силу чувств к нему, просто представь, что завтра его не будет. Тогда ты все ему простишь». На самом деле, как всегда, Асов был слишком строг к себе. Он уже давно простил отцу все, на что раньше обижался, и принимал его таким, каким он был. С горечью Саша чувствовал, что отец, который жил со второй семьей, все больше отдаляется от него, не заботится о нем, даже не интересуется жизнью и переживаниями сына.
Между тем агент говорила, и то, что она вела себя так буднично, позволяло Асову сосредоточиться и не поддаться панике:
– Вот этот с покрытием из бархата, – она указывала рукой на конкретный гроб, объясняла их различие в цене. – Этот с ручками, этот с постелью внутри: покрывало и подушка. Этот просто с креплениями и застежками на крышке. Какой?
Асов решил взять самый дорогой. Но у некоторых на крышках были прибиты чеканки в виде православных крестов. «Главное, чтобы обязательно был один из таких», – решил он. Мама указала на один из гробов:
– А это какой?
– Покрытие из бархата, по бокам декоративные ручки, внутри постель, – агент отодвинула крышку. – Покрывало и подушка шелковые. Запоры на крышке, – она поставила крышку на место и указала на саморезы с пластмассовыми ручками по краям крышки.
– Ну, что? – спросила мама Сашу.
Асов посмотрел на крышку. На ее боках были прибиты черные ленты, а на лицевой стороне тускло мерцал медным отблеском православный крест. На ценнике сумма стояла выше, чем на остальных.
– Хорошо, – ответил Асов, глядя на рядом стоящий гроб, на крышке которого разместились обычные защелки, как на крупногабаритных ящиках.
Его передернуло от мысли, что содержимое ящика с такими застежками будет восприниматься только как груз.
– Идет, – ответила, облегченно вздохнув, агент. – Значит, номер пятьдесят один.
Они вышли из комнаты, и агент, как бы вдруг что-то вспомнив, спросила:
– Временный крест будете ставить? – Увидев вопрос в их глазах, она пояснила: – Ну пока памятник не поставят.
– Да, надо, – ответил Асов.
– Тогда пойдемте выберем. Дату какую ставить? – И агент снова пошла в первую комнату.
– 02.02.1958 и 31.12 прошедшего года, – ответил Асов и подумал: «Нескольких месяцев ему не хватило до сорока семи лет».
У входной двери стояли деревянные кресты около двух метров высотой. Они отличались разными оттенками темных цветов, однако были православными, то есть с прибитой наискосок планкой под основным перекрестием.
«Значит, это временные кресты, вот для чего они здесь стояли», – понял Асов. И снова он выбрал крест, не думая о цене.
После этого агент села за стол в зале и стала выписывать ряды чисел на маленьком листочке и складывать их в столбик. Одновременно она подняла трубку телефона и стала звонить:
– Леша? Привет. Прими заказик, срочный. Номер пятьдесят первый. Не стандарт.
Она продолжила что-то обсуждать, но Асов уже ее не слушал. В это время в помещение вошла старая женщина. Она ходила по залу и вела себя спокойно и деловито, с интересом рассматривая похоронную атрибутику. «Возможно, большинство людей так себя и ведут в подобных ситуациях», – подумал Асов, угрюмо всматриваясь в передвижения старухи. Все, что касалось людей, Саша воспринимал как пессимист, все, что касалось неодушевленных вещей, он воспринимал как оптимист. Поэтому он так скептично рассматривал эту старуху, подозревая ее в цинизме. Саша пытался не быть похожим на большинство людей, которых воспринимал как эту старуху. «Не важно, что думают обо мне окружающие, гораздо важнее то, что думаю о себе я сам. Пусть все вокруг будут мразями, но это не значит, что я должен быть таким как они». Он стремился быть нормальным, то есть, в его понимании, человеком, чья внутренняя морально-нравственная шкала ценностей соответствует общепринятым ценностям, а не тем, которые появились в нашем обществе в последнее время, с такими категориями как цинизм и приспособляемость.
