По православным канонам на девятый день после смерти также устраиваются поминки. Саша с мамой собрались ехать на кладбище с родственниками отца, потому что до него можно было доехать лишь на личном автомобиле. Рейсовые автобусы зимой туда не ходили. По телефону Асов созвонился с родственниками, имевшими автомобиль, и узнал, что все они собрались на квартире у деда с бабкой. Сначала поедут на кладбище, потом вернутся на поминки. Родственники согласились их подвезти, но потом перезвонили, поставив условие, чтобы он ехал на кладбище один, без своей мамы. Дескать, это требование деда. Саша ответил просто:
– Понял, спасибо, до свиданья, – и оборвал телефонный разговор, прекратив общение с ними навсегда. Саша отказался идти на поминки к деду с бабкой и накрыл стол у себя дома. Ему позвонила Рафида и сказала, что это неправильно. Он ответил, что горе у него, а что там у остальных, его не касается. Рафида извинилась за деда с бабкой и заплакала. Так прошел «девятый день».
– Странно, – объяснял он маме свой поступок. – Я не чувствую, что я совершаю ошибку. Когда я не знаю, что делать, я опираюсь на чувство. Нет у меня сейчас такого чувства, что я в чем-то ошибся. Не пошел – и правильно. И пусть знают, что если они хотят видеть меня в своем доме, то пусть научатся уважать тебя.
Мама взяла отпуск за свой счет и осталась с Сашей еще на неделю.
* * *
– А мы тут за тебя на дежурства ходили, пока ты был на выходных, – так говорила Саше его начальница на службе Эльвира Петровна. Откинувшись назад в кресле и выпуская сигаретный дым в потолок, она с необъяснимой радостью «выеживалась» перед ним. Асов принес ей рапорт на дополнительный отпуск по семейным обстоятельствам на десять дней, чтобы уладить вопросы с нотариусом и военкоматом, где Рафиде должны были выплатить пособие по потере кормильца.
– Между прочим, я не развлекался, или вы не знаете, где я был? – спросил Саша.
– Знаю, но кто Лукьянову смену вернет или материалы будет разрешать?
– Да отработаю я за него смену, хотя он мне не отрабатывал, когда я выходил за него.
– Это ты с ним решай, – улыбаясь, ответила она. – Отпуск дать не могу.
Саша вновь почувствовал гнев и желание вцепиться в горло, но произошедшие в нем перемены побудили его лишь сказать:
– Не дай вам бог самой пережить такое.
– У меня всякое бывало, – с чувством превосходства ответила та.
– Нет, такого у вас не бывало и не будет, – сквозь зубы ответил ей Саша, зная, что та не хоронила еще своих родителей. – Вам не приходилось перетаскивать труп отца из одной кучи трупов в другую, чтобы поскорее сделать вскрытие, – и он замолчал, а Эльвира Петровна вдруг с ужасом поняла, что совершила непоправимую ошибку в отношении своего самого перспективного подчиненного. Резко сев прямо за столом, потушив сигарету и сбросив выражение собственного превосходства с лица, она сделала сочувствующую мину и произнесла, считая что-то в уме и загибая пальцы:
– Извини, могу подписать только семь суток. Хватит?
– Хватит, – ответил Саша, не желая даже вникать в то, как она высчитала такой срок.
Эльвира Петровна подписала ему рапорт, указав, что не возражает против дополнительного отпуска на семь суток, и Саша забрал его, намереваясь идти к следующему начальнику за очередной подписью.
– Напиши рапорт на материальную помощь и отдай его мне, – сказала она ему, стараясь загладить свою вину. – Если деньги нужны, возьми у меня в долг.
– Нет, – ответил ей Саша. – В долг брать не буду. Я в банке снял три тысячи, у меня было отложено.
– Ну, как знаешь, если что, у меня есть.
– Спасибо, – ответил ей Саша и, написав рапорт на материальную помощь, отдал ей. Потом он пошел к начальнику МОБа подписывать свой рапорт. Тот, не глядя, подписал его, так как всегда был согласен с мнением непосредственного руководителя подчиненного. После этого Асов пошел к начальнику отдела, который всегда подписывал такие рапорта по такой же схеме. Пока Саша стоял в коридоре перед кабинетом начальника, оттуда вышла Эльвира Петровна и отдала ему подписанный рапорт на материальную помощь:
– Иди в кассу, – сказал она ему. Саша получил свой дополнительный отпуск и одну материальную помощь. Не знал только Асов, что получил он одну из двух ежегодных материальных помощей, которые выплачивались дополнительно к денежному окладу, а материальную помощь по смерти родственника ему так и не выплатили. Эта материальная помощь исправно финансировались из министерства, и за Асова ее получил начальник отдела или один из его заместителей.
В военкомате, где отец получал пенсию, Асову оформили единовременное пособие для компенсации похорон, а Рафиде в выплатах отказали. Причем даже отказались у нее принимать какие-либо заявления, потребовав справку из ЖКО о том, что она проживала с мужем. Такой справки быть не могло, потому что они не успели прописаться по одному адресу. Просто ее деньги тоже попытался кто-то присвоить. Оскорбленная Рафида со слезами ушла из военкомата, но Саша ее остановил. Как юрист, хоть и уголовного профиля, он ей сказал:
– Никто не имеет права отказаться принимать заявления. В крайнем случае, их обязаны официально отклонить.
Услышав это, сотрудница военкомата истерично вскрикнула:
– Вот еще. Это вы, значит, мои решения будете обжаловать в суде? Нет уж.
– Конечно, – уверенно ответил Асов, зная, что никогда нельзя пенять на безликую систему, а нужно искать решение проблемы в конкретном лице. – Лично ваши действия.
Испугавшись, сотрудница выдала Асову бланк заявления в военкомат на пособия, лишь бы он ушел. Однако Саша, выцедив из «пиратских» баз данных необходимые приказы МО РФ и федеральные законы, опираясь на понятие юридической силы документов, от имени Рафиды составил заявление с приложением необходимых документов и по почте, с описью и уведомлением, отправил их на адрес военкомата. Зная, что с почты документы подлежат регистрации как входящая корреспонденция в любой организации, а следовательно, и официальному рассмотрению, он стал ждать ответа, намереваясь оспорить его в суде. Единственный пробел состоял в том, что Саша так и не выяснил сроки рассмотрения такой корреспонденции. На самом деле сроков не было. Внутренние приказы специально их не оговаривают, чтобы дать возможность волоките, но Саша знал юридическое определение «разумные сроки» и приготовился к долгой борьбе. Но этого не потребовалось. Через месяц Рафиде перезвонили из военкомата и извинились, так как, оказывается, ее неправильно поняли. Так что Асов «выбил» все возможные пособия для Рафиды, в том числе и пособие на содержание Миссо до ее совершеннолетия по потере кормильца по месту жительства Рафиды, во Вдовске.
Оставалось лишь разобраться с наследством. Не доверяя больше никому и чувствуя, что Рафиду могут заставить поделиться наследством, Саша опять решил все делать сам. К слову нужно заметить, что справку о смерти ни на похоронах, ни на почте у него никто не спросил. Он предъявил ее лишь в ЗАГС, где ему выдали свидетельство о смерти. Этот документ Саша никому, кроме сотрудников различных контор, даже не дал посмотреть. У отца оставался крупный денежный вклад, на котором он держал свое выходное пособие после ухода на пенсию. Это были деньги на квартиру. Саша ходил к нотариусу, разносил запросы по банкам, выполняя работу нотариуса по розыску наследства, и т. д. В заявлении на наследство он указал всего двух наследников: себя и Рафиду. Родителей отца он не указал. Это было нарушением закона, но официально об этом никто не узнал, что касается моральной стороны дела, то Саша считал себя правым. Спустя шесть месяцев Асов и Рафида заключили соглашение о разделе наследства так, как хотел Саша, и вступили в права наследования. Саша не взял себе денег отца. «Вот все мое наследство», – говорил себе Асов, указывая на маленький шкафчик в углу своей квартиры, в котором лежала одежда отца. Саше казалось, что отец радуется его делам. Что касается Рафиды, то Саша дал ей возможность самой встать на ноги. Он так ей и сказал: «Все, что от меня зависело, я для вас сделал. Рафида, чтобы быть счастливой, нужно уметь быть самостоятельной, точнее, быть ею». Рафида поблагодарила его и призналась, что если бы не он, то она ничего бы сделать не смогла. Для себя же Саша решил: чтобы добиться своей цели-мечты, ему нужно очень серьезно поработать над собой, потому что если он достигнет ее неправедным способом, то он просто достигнет атрибутов этой мечты, а не ее саму. Например, если ты мечтал стать следователем и стал им по блату, то ты получаешь лишь погоны, а радость успешно законченного, справедливого дела, чувство собственного профессионализма и уважение к себе останутся для тебя недосягаемы.
