Сергей перегнулся через среднее кресло, держась левой рукой за руль, а правой рукой вытащил из бардачка две книжки.
– На, смотри, – сказал он, показав Асову, и положил их на среднее кресло. Это были атласы дорог, хоть в темноте кабины и было трудно разобрать, что написано на титульных страницах книг. – Сперва до МКАДа, а там разберемся.
Асов посмотрел через ветровое стекло на дорогу – уже стемнело. Автомобиль ехал в свете фар, в небе разгорались точки звезд. Перед Сашей снова стоял непростой моральный выбор. Говорить ли Сергею, где он служит и кем? Зная, сколько идиотов в народе, признаваться в том, что ты служишь в милиции, было опасно. Одни презирали эту службу, другие боялись, третьи относились безразлично. Но Асов прекрасно знал себя. Знал он и то, что фальшь всегда видна, а стыдиться, и тем более бояться, ему было нечего. Асов был не тем человеком, который считал себя в чем-то виноватым и боялся окружающего мира в ожидании расплаты. Саша нес бремя своей службы как положено и был готов любому обосновать свою правоту. Кроме всего прочего, он ненавидел ложь, тем более ненавидел лгать, кроме тех случаев, когда это было необходимо. Сейчас он посчитал, что лгать Сергею, даже в мелочах, не будет. Опять же Саша понимал, что в обычном общении он, по словам друзей, виден, как кристалл, насквозь. Кроме всего прочего, Саша не считал себя «ментом» в негативном смысле этого слова.
– Я тоже летом в Казань мотался. В сводном отряде.
– А что? Там была заварушка? – без удивления поинтересовался Сергей.
– Нет. Просто отмечали тысячелетие, и этому событию был придан особый статус. Нас согнали со всей страны, и мы обеспечивали общественный порядок.
– Да, точно тысячелетие Казани было… А ты кем служишь?
– Я дознаватель.
– «Ксиву» то взял?
– Конечно.
– Да, Казань, красивый город, – продолжил разговор Сергей.
– Да, но дело-то не в красоте.
– А в чем?
– Дело в том, что Татарстан – исламская республика в составе России. И это действительно символ того, что в нашей стране существует веротерпимость. Кстати, меня не имели права туда брать.
– Это почему же?
– Ну, туда должны были ехать только «благонадежные».
– Ух ты. Я думал, так уже не говорят.
– Я тоже думал, но приказ читал. Туда не должны были брать татар и имеющих дисциплинарное наказание. У меня выговорешник висел.
– А чего же взяли?
– Как нам объяснили на собрании перед выездом, должны ехать лучшие. Те, кто работать может. Так всегда, когда нужен результат, а не показатели. Только последний дурак будет рассчитывать на блатных с кучей регалий. Они хороши только на торжественных собраниях. У меня с отцом постоянно так тоже было. В Таджикистане он был всего лишь майором без академии, а занимал должность зама командующего контингента миротворцев.
– Да, везде так.
Асов смотрел на летящую перед автомобилем снежную поземку сквозь ветровое стекло, уже в свете фар.
Саша приоткрыл окошко, покрутив немного ручку на двери, и выбросил в уголок щелочки окна сигарету. Она пронеслась красным сполохом по стеклу и исчезла в темноте.
Асов заставлял себя рассказывать дальше:
– Вот представь себе, значит. Приехали мы в Казань на поезде на вокзал. В форме, вооруженные.
– Калашами?
– Нет. ПэМами (ПМ). И что мы первым делом сделали?
– Не знаю, – заинтересованно ответил Сергей, всматриваясь в ветровое стекло. Одной рукой он грыз семечки, которые брал из пакетика, лежащего на приборной панели, а другой держал руль.
– Тут же вся толпа. Нас человек пятьдесят, наверное, было с нескольких отделов, расстегнули рубашки аж до пуза. Грудь колесом, а на них православные кресты. Ходили, выпендривались.
Сергей усмехнулся:
– А у казанцев что на груди висит?
– Да в том и дело, что больше половины у них православные. Только кресты у них большие, некоторые в брюликах и на здоровенных толстенных таких цепочках. Некоторые полумесяцы также носят. Да, конечно, есть и там всякое националистическое быдло. Историю кроят, как всегда. Собираются отделиться, образовать свое государство какое-то там вроде «Булгарии», типа они уже и не татары вовсе. Да хрен с ними, не больно-то на шутов стоит обращать внимание. Да и разогнали их там быстренько, чтобы настроение не портили. Для меня главным было на самом деле увидеть Волгу. Я там в первый раз увидел Волгу.
– Да ладно, что, раньше не видел?
– Нет. Я и не думал, что она такая красивая. Поражает какой-то необъятный объем, масштаб, во-первых. Смотришь в горизонт, а там почти по небу проплывает «ракета» или пароход. Это же огромное пресное море. Только вот народ живет бедно, конечно. Считается, что в самой Казани живет образованное население, а вот по окраинам «темный» народец, который и разговаривает-то только по-ихнему.
– Везде народ живет бедно.
– Может быть, но мне показалось, что у нас чуть побогаче. Хотя чего там голытьбу-то сравнивать. Ну, у нас если садовый домик, то это садовый домик. А там по берегу такие постройки стоят, что кажется, что они сделаны из кусков фанеры из-под ящиков. И это не летние домики, в них живут круглый год. Зато у их президента яхта за несколько миллионов долларов.
– Надо думать.
– Пришлось как-то ее понаблюдать. «Тамерлан», что ли, называется. Ну, там свои сплетники, из местных, нам в отряде на него накапали.
– Что и следовало ожидать. Чего там, в Казани-то, делают, какой работой занимаются?
– Да ничем. Заводов нет, развалили. Только нефть гонят. Нефть паршивенькая, правда, но торгуют. Но меня в Казани, кстати, удивило, что там действительно на одной улице стоят и мечети и соборы. И никто не кощунствует.
– Правда?
– Есть там у них кремль. Наши, кстати, его построили.
– Да.
– Стоит там мечеть, новая. Кул Шариф, что ли, называется. Напротив стоит собор Благовещения. И люди из одного ходят в другой. В одном молятся, в другой на экскурсию, и наоборот. Я с одним парнем в самоволку сбежал, туда ходили смотреть. Я там еще монетку бросил на строительство мечети, а потом меня как пробрало, и я быстренько в собор, туда больше жертвовать побежал. Чуть все деньги не отдал. Получается, что если ты терпим к другой религии, то за свою больше радеешь.
Сергей тихонько засмеялся.
– Я еще тогда своего начальника «умыл».
– Это как?
– Ну, я ему объяснял, в чем разница между шиитами и суннитами. Оказывается, это как у нас: старообрядцы и нововеры. Типа консерваторы и реформаторы. Одни из них не приемлют мир с христианами, а другие приемлют. Кто конкретно, уже не помню.
– Ага.
