– Надо было идти в армию, – выдохнула, закрыла глаза, пережидая головокружение, и отключилась прямо на столе, опрокидывая кружку с кофе.
Хорошо, что он успел остыть. Обожженным всадником апокалипсиса мне хотелось быть еще меньше, чем обычным.
***
Я плавала в своем сознании, будто в белесом тумане, не видя конца и края своим мыслям и воспоминаниям. Снова меня терзало одно и то же видение, преследующее меня во снах с детства. Огромный золотой трон, объятый облаками и сиянием. Четыре зверя по его углам: бык, лев, орел и человек. Я стояла перед этим величественным сооружением и смотрела в бесконечный мрак пролома, что открылся в одном из углов трона и затягивал меня в свои глубины. На том углу сидел орел. Меня притягивало все ближе и ближе, пока я не проваливалась внутрь мрака. Но сейчас что-то изменилось. Видение не закончилось на падении, как это было обычно. Я продолжала видеть. Запрокинула голову и увидела стягивающийся пролом, отрезающий от меня весь остальной мир. Там, наверху, стоял орел, склонив голову над уменьшающейся дырой. Из его глаз текли крупные слезы. Они обращались бриллиантами, не успев достигнуть облачного покрова. Одна слеза упала в щель, которую стянуло через секунду, отрезая мне выход. Я поймала ее. Символ сострадания был мне светочем в кромешном мраке одиночества и тишины. Многие тысячелетия.
Из невероятно горького сна меня выдернуло внезапно. Я проснулась от мерного пиканья какого-то прибора. Тут же испугалась, что лежу в больнице и подскочила. На самом деле я не покидала пределов лаборатории, меня просто уложили на стол, где до этого стояли всякие пробирки, и накрыли халатом. Девчонки что-то тихо обсуждали в другой стороне помещения, а Вера химичила неподалеку с микроскопом и чашками Петри. Мое пробуждение осталось незамеченным, и я решила воспользоваться подвернувшейся возможностью. Осторожно легла обратно на стол, хоть соседство с сибирской язвой, коровьим бешенством и гепатитом неимоверно пугало, и начала прислушиваться.
– Ну запрешь ты ее, и что? – негромко спрашивала Надя. Сейчас она ничего не жевала.
– Она права, Вера. Силой мы ничего не добьемся. Пока она не увидит, на что способна, поверить в свою суть будет для нее чрезвычайно тяжело. Не удивлюсь, если с пробуждением нас пошлют, – проницательно ответила Люба. Серый кардинал как-никак.
– И что ты предлагаешь? – шипела вирусолог, выливая, похоже, кислоту в чашку Петри, поскольку ее содержимое вспенилось и полезло наружу. Блондинка злилась.
– Мы не можем просто отпустить ее. Эти животные схватят ее, убьют и вернут первого всадника под трон Ио! Если у неба будет Война, мы не особо будем нужны. Хаос придет от одного ее шага по земле, – не успокаивалась Чума, если верить в слова девчонок. Воистину всадник раздора. Даже сейчас умудрилась завязать спор.
Я что, начинаю им верить? Бред какой-то.
– Мы не можем уберечь ее от самой себя. Такова ее суть: смело рваться в бой и воевать против устоев, – мягко говорила Надя. Она всегда была чувствительнее всех.
– Этот бой она проиграет! – рыкнула Вера, смахивая в раковину пробирки, отчего тонкое стекло мгновенно разбилось, и лаборатория наполнилась звоном.
– Она сильная, – через некоторое время заговорила Люба, – попытаются ее убить, обломают клыки и когти. Или вы забыли кто она?
Реаниматолог говорила так, будто я была не менее величественна, нежели Александр Македонский. Это настолько поразило меня, что я открыла глаза и приподнялась, наблюдая за девчонками через просвет между лабораторным оборудованием.
– Она Война. От ее поступи развалилась Вавилонская башня. Именно с ее приходом было уничтожено египетское господство. От ее взгляда пала Римская империя, армия Македонского, а после и правление Чингисхана. А сколько перемен в мире было лишь от ее дыхания в ту или иную сторону. Неужели вы считаете, что Ви будет так легко заточить, когда она этого не хочет? – и Смерть скептически выгнула бровь. – Скорее меня хватит удар.
Хм, черный юмор от Любы, это что-то новенькое.
Странная вера в меня была приятной и заставляла стыдиться мыслей о побеге или о сумасшествии всех троих. В пользу девочек говорил и кинжал, что отлично отгонял от меня ангелов. А вот с костюмами сложнее, все семеро не особо впечатлились моим оружием, будто привыкли к нему. А такое могло быть только в том случае, если девчонки не лгут.
– Кто такой Ио? – мои слова вызвали оцепенение всадников на несколько секунд.
– Это тетраграмматон, – ответила Люба, убирая свои пепельные волосы в хвост.
Неужели она собиралась, несмотря на свои предыдущие слова, схватить меня.
– Не переживай, милая. Я просто готовлюсь помочь нашей вспыльчивой подруге убрать стекло из раковины. А то распсиховалась тут, – и Люба неодобрительно поцокала языком, принимаясь за уборку.
– Я не знаю, что такое тетраграмматон, – сконфужено призналась.
Нужно прочесть всю христианскую мифологию, писания и библию, а то чувствую себя неучем. А ведь обзавелась красным дипломом.
– Это имя бога, – ответила Надя и мягко улыбнулась мне, – считается, что назвать господа полным именем невозможно или чрезвычайно сложно. Другие говорят, что никто не достоин его произносить. Поэтому тетраграмматоном считается первое написанное на иврите многословное имя.
– Несмотря на все эти утверждения, у нашего создателя много имен: Ио, Иахо, Эл, Элоах, Адонай, Элохим, Саваоф, Элион, Саддаи. Зови, как больше нравится. Мы привыкли к Ио, – просто, без затей, пояснила успокоившаяся Вера.
– Нас создал бог? – я зацепилась именно за это утверждение.
Я всегда думала и верила, что всадники апокалипсиса, это исчадия ада, что жаждут уничтожить мир. Но если судить по нам четверым, то желания прикончить семь с половиной миллиардов человек не наблюдалось. Скорее одни попытки избежать этого.
– Естественно, – фыркнула Чума, – все создал бог. Даже дьявола и демонов. Он изгнал своего сына, святозарного Самаэля, а с ним еще восемь ангелов. Именно они стали во главе ада, которым так пугают детей. Все его рук дело. А мы его оружие. Хлыст, которым он изредка порет забывшееся человечество, когда его дети перестают бояться и почитать его.
– Все, кто пытался сравнить себя с богом, жестоко за это поплатились. Вот только вершили казнь мы. Приговор выносил Ио, а мы были исполнителями его воли. При этом своего мнения мы не имели права высказывать или следовать своим желаниям. Цепные псы, что кидаются на любого, кто попал под божественный указующий перст, – печально рассказывала Надя.
Да, прошлая жизнь мне однозначно не нравилась, если верить в нее. Она была не чем иным, как рабством.
– Нас создавали бесчувственными и бездушными, – болезненно произнесла Вера, опираясь о стол и пряча отчаяние, – но даже у самой Бездны появятся эмоции, если столько раз уничтожать живых. Для нас это стало невыносимым бременем.
– И мы не вернулись к трону. Сбежали, – продолжила Надя.
