Воронир демонстративно вскинул руки, словно сдаваясь, отступил от меня на несколько шагов, глядя с холодным прищуром, а в следующий миг с его пальцев сорвалось и понеслось в меня яркое, нестерпимо горячее пламя!
Я заорала, резко присела, закрываясь руками и, собственно, тем, что успела проорать в приступе дикого ужаса. Щит призванного Эсперату укрыл меня от первой лавины огня, но был полностью сметен второй.
— Владимир! — воскликнув, подбежал ко мне магистр Валентайн.
И загасил пламя.
Но было поздно. Огонь сжег до угля дверь и часть пола, оставил черные подпалины на стенах, но… ничуть и ничем не затронул меня.
Сжавшаяся и прикрывшая голову руками, я медленно отняла ладони, потрясенно глядя на совершенно целую, ничуть не поврежденную одежду, на даже не покрасневшую кожу, на волосы, которые все еще оставались на мне и свисали по плечу привычной косой. А затем в священном ужасе посмотрела на магистра Воронира, победно взирающего на меня сверху.
— Я долго искал причины этого удивительного явления, — прозвучал холодный, полный ненависти голос магистра Воронира. — Очень долго. Это не давало мне покоя. Но я нашел. Знаешь, отец, почему огонь ей не страшен?
Магистр Валентайн стряхнул с руки готовое исцеляющее заклинание и, зло глядя на сына, прошипел:
— Горю в нетерпении услышать твою очередную теорию!
И с явным осуждением взирая на потомка, магистр протянул руку потрясенной мне, помогая подняться, стряхнул с плеча черную сажу, упавшую со все еще тлеющей двери. Улыбнулся виновато и…
— Потому что она — СЕРДЦЕ ДРАКОНА! — с ненавистью проорал Воронир.
Магистр Валентайн удивленно обернулся к нему, укоризненно головой покачал, взяв меня за плечи, провел в глубь кабинета, усадил на диван, сел рядом и по-отечески спросил:
— Перепугалась?
Кивнула, в глазах невольно заблестели слезы.
— Бедный ребенок, — скорбно покачал головой ректор. И, повернувшись к сыну, устало сказал: — Я знаю.
И я даже дрожать перестала, хотя после стены пламени меня основательно потряхивало. А Валентайн, успокаивающе погладив меня по руке, продолжил:
— Я читал твой отчет и просмотрел показания очевидцев. То, что Владыка влюблен в девочку, было понятно сразу, но Главнокомандующий обошел брата и связал девочку с одним из своих приспешников. Милада замужем, Владимир. Не по своей воле, и, к сожалению, воспрепятствовать этому я не успел, но тут твоя вина, мой мальчик: ты упустил прекрасного мага и чудесную девушку с душой чистой настолько, что драконы не могли этого не заметить.
У меня было непередаваемое ощущение, что мои глаза все округляются и округляются…
— Сердце дракона… — задумчиво проговорил магистр Валентайн. — Значит, Гаррат действительно полюбил…
Он сжал мою ладонь, похлопал по ней и решительно сказал:
— Нет, в любом случае Владыка уже у нас в руках, поэтому девочку не трогать!
— Что?! — неверяще переспросил Воронир. — Отец, ты осознаешь, что сейчас сказал?! Она — сердце дракона! Убьешь ее — считай, убил дракона! Я поднял всю информацию, что была у эльфов, наири у драконов редкость, случается, да, но редкость, по той причине, что истинная наири, та, что становится сердцем, становится и единственной слабостью этих монстров!
Я сидела, приоткрыв рот от изумления, но Валентайн отреагировал очень спокойно:
— Это ты не осознал, что сейчас услышал, сын. — Взгляд ясных глаз был укоризненным. — Владыка у нас. Я убью его и так, без того, чтобы подвергать уничтожению доброго и светлого человечка, к тому же девочке и так досталось в этой жизни.
Воронир, словно безумный, метнулся к отцу, полы его мантии взметнулись, как вороновы крылья, навис над магистром, по сравнению с сыном показавшимся совсем старым, и прорычал:
— Да ты в своем уме?!
И, отшвырнув меня с дивана, без жалости, без сожалений, без стыда и совести, Воронир выкрикнул заклинание:
— Аградоно!
Страшное, чудовищное по своей сути заклинание мгновенной смерти… сработало мгновенно.
Упавшая, я вскинулась было, в безумной попытке призвать щит и спасти ректора Университета Стихийных Сил, но все, что успела сделать, — это лишь увидеть последние мгновения жизни магистра Валентайна, в которого безжалостно вгрызались ядовитые призрачно-фиолетовые змеи, и его полный неверия взгляд, направленный на родного сына.
— Нет… — прошептала в ужасе.
И этим обратила внимание обезумевшего Воронира на себя. Но вместо парализующего ужаса я испытывала совершенно иной, жуткий ужас от содеянного магом.
— Это же ваш отец, — потрясенно выдохнула я. И сорвалась на крик: — ЭТО ЖЕ БЫЛ ВАШ ОТЕЦ! Как вы могли?!
Воронир пошатнулся, что было бы вовсе не удивительно после того, какое заклинание он использовал… Но я ошиблась — никакой слабости он не испытывал, на него, судя по расширившимся, практически затопившим радужку зрачкам, окончательно нашло безумие.
— Это все ты! — вдруг прорычал магистр.
Его глаза лихорадочно заметались по кабинету, руки затряслись.
— Это ты! Драконье отродье! Ты ворвалась в кабинет и напала на старика! Я просто не успел ничего сделать! И не смог бы! Ты — сердце дракона, ты защищена их магией!
И он метнулся к двери, явно собираясь призвать на помощь… но уже в следующее мгновение остановился, так и не схватившись за дверную ручку, что могло закончиться полным обрушением обуглившегося дерева. Потому что до него дошло то, что я и так знала: я не смогла бы использовать заклинание Аградоно, никак и никоим образом. Для него требовался слишком высокий уровень владения магией, студенту-недоучке подобное могло только сниться.
Воронир принял удар молча, отодвинувшись от двери, развернулся к останкам своего отца. От них оставался лишь обтянутый кожей скелет — яд призрачных змей уничтожает ткани, все, что остается, — одни кости. Магистр с бесстрастной деловитостью осмотрел труп, протянул ладонь и сжег и мягкий уютный диван, и нашедшего на нем смерть магистра Валентайна.
Без жалости, без сожалений, без угрызений совести.
И вдруг, неестественно резко повернув голову ко мне, спросил с полубезумными нотками в голосе:
— Осуждаешь?
Осуждала. Открыто и не скрываясь.
— Он был плохим отцом, — решил почему-то оповестить меня Воронир.
— Вы говорите это сироте, готовой отдать все на свете, лишь бы ее родители были живы, — произнесла я.
Магистр дернул плечом, словно отгоняя назойливую муху, и удовлетворенно сказал:
— Теперь мы оба сироты.
А затем, развернувшись ко мне всем телом, вдруг как-то даже угрожающе произнес:
— Ты девственница.
