Оглушенная, я даже не вздрогнула, когда с грохотом свалился его стул. С заторможенностью проследила за тем, как рухнул кусок выломанного Главнокомандующим стола, который дракон в ярости стряхнул со своей руки. Оглушающим грохотом пронесся шум закрытой за вышедшим драконом двери, которая тоже сломалась и жалко повисла на петлях, грозя оборваться.
Но того, как она упала, я уже не увидела — подбежавшая испуганная Камали подняла меня со стула и потащила прочь. Затем Хатор торопливо подхватил на руки, как ребенка.
Из Крепости мы неслись так, словно все здание собиралось вот-вот разрушиться.
На выходе из резиденции Главнокомандующего нас, как оказалось, ждали.
— На восток? — поинтересовался огромный воздушник.
— И быстро, — взмолилась Камали.
Подхваченные ветром, мы понеслись прочь от Крепости, прочь из города, все дальше и дальше, по горам, лесам и долинам. Но, обхватив Хатора за шею, я все смотрела назад, и почему-то, несмотря на то что даже Аркалона давно не было видно, мне все еще казалось, что я вижу окно Крепости и вижу взгляд стоящего за ним Ирэнарна.
* * *
Дом халоне Осаимо, или, как называли ее домашние, бабушки Осаи, я запомнила плохо.
Камали провела меня по нему, пытаясь что-то постоянно рассказывать, какие-то истории из детства, из детства ее детей, несколько семейных легенд, представляла каких-то драконов и дракониц — я почти не слушала.
Очень порадовало, когда, приведя меня в купальню с одной деревянной круглой ванной посередине, Камали остервенело принялась снимать с меня все украшения, отшвыривая так, что становилось ясно — будь ее воля, она бы все эти кольца и браслеты порвала и изломала.
Не снялась только цепочка.
Драконица пыталась найти замочек, не найдя, предприняла попытку снять украшение через голову, когда не получилось — растянуть. Не вышло и это — буквально перегрызть. Несколько минут, пока она это делала, я молчала, а потом как-то изнутри вырвалось тихое:
— Мама…
И Камали, бросив цепочку, обняла меня, прижала к себе и, расплакавшись, прошептала:
— Все будет хорошо, солнышко, все будет хорошо, главное, что успели. А Стража мы снимем, все равно снимем, не так, значит, по-другому, главное, не сдаваться, главное… И у нас же древний есть. Сам не справится, я весь Совет на уши поставлю! Я им устрою!
Мама что-то еще говорила, крепко обнимая меня и гладя по спутавшимся за время полета в воздушнике волосам, и меня медленно отпускало чувство обреченности. Но почему-то казалось, что где-то внутри, в самой глубине души, я до сих пор чувствую взгляд Черного дракона, и в нем нет ничего, кроме мучительной боли.
* * *
Повторно с домом бабушки Осаи я знакомилась уже утром. Вообще, она приходилась прапрабабушкой Хатору, и даже сложно сказать, кем мне, но в ее светло-голубых драконьих глазах, кажется, навеки поселилось безграничное уважение к Камали. Как и в глазах остальных членов рода Кириито… теперь моего рода.
Поверить в это было сложно, принять — еще сложнее, окончательно трудно оказалось столкнуться с призрачным драконом-прародителем. Но стоило мне выйти на террасу, украшенную изразцами, где собралось драконов пятьдесят, не меньше, как рядом с бабушкой Осаи возник призрачный мужчина в традиционном черном халате и с длинными, практически до середины спины, черными волосами, присобранными лишь наверху. И когда он возник, зашумевшие при моем появлении члены рода притихли, напряженно глядя на призрака. А он, отцовским жестом погладив бабушку Осаи по седым волосам, медленно подошел ко мне, пристально разглядывая, и остановился, лишь когда Камали решительно заступила ему дорогу, прикрыв меня собой.
И под сводами родового дома раздался глухой потусторонний голос: «Камали, Страж на ее шее говорит даже больше, чем весь опыт предков».
Мама вздернула подбородок, с вызовом глядя на призрака. Дракон укоризненно покачал головой и сказал: «Ты выиграла время, но не битву. Знай это. И прими».
И он растворился, став призрачным темным дымом, который сдул древний. Маленький, толстопузый и вредный древний, который опять принял привычный мне вид и, наплевав на присутствующих и в целом обстановку, нагло спросил:
— Мой пирожок сгрызла?
— Да! — подхватилась я. — Спасибо! Огромное! Я же браслетик смогла найти! И мой резерв увеличился! И…
— Во-о-от! — торжествующе подняв указательный палец и обведя всех не менее торжествующим взглядом, заявил древний. — Кто Миладке больше всех помог? Я помог! А вы говорите!
И тут какой-то из незнакомых мне драконов, приподнявшись из-за стола, прорычал:
— Да ты ей брачный браслет Черного дракона приволок! Да ты…
— Я хотел как лучше! — возмутился древний.
— Хватит! — прикрикнула на всех бабушка Осаи и, поковыляв к столу, тихо произнесла: — Папа правду сказал — если бы не по нраву ему была, браслет бы не застегнулся. А вот чего я не знала, так это того, что наири она в нашем роду не первая.
И бабушка тяжело опустилась на стул, устало прикрыла глаза рукой и вообще едва слышно произнесла:
— Роды были тяжелыми, а когда древние поняли, что не доживет до утра, только тогда отец маму на руках взял в полет. Она умерла женой, я стала законной дочерью.
Бабушка вытерла глаза от набежавших слез и продолжила:
— Не говорил. Никогда не говорил. Я не знала. А он жил как в тумане, я для папы единственной радостью была, и когда счастье свое нашла и замуж вышла, он кинулся со скалы, сложив крылья. Без мамы не смог.
Мы стояли как громом пораженные, даже древний приоткрыл рот от удивления, а бабушка Осаи достала платок, вытерла глаза и решительно сказала:
— Ну да дела давно минувших лет, пустое вспоминать и печалиться. Я свою жизнь прожила с добром и светом, до последней минуты жизни моего Айсуро любила его всем сердцем, оттого и дети у нас славные — шестеро сыновей, три дочери, — при ее словах девять уже седовласых драконов заулыбались, — внуков двадцать девять, правнуков пятьдесят два, а вот пра-пра-правнучек сегодня стало на одну больше! И я рада тому, что род растет! И что сегодня в моем доме появилась новая драконица, пусть не по рождению, но по силе, смелости и великодушию!
И все захлопали, раздались непонятные мне пожелания на древнем языке драконов, а мама провела меня мимо всех к двум свободным местам возле Хатора, усадила посередине между собой и папой и только после села, с трудом скрывая волнение.
— Беспокоит тебя что-то, Камали? — через весь стол вопросила бабушка Осаи.
Мама глянула на нее так, что стало ясно — этот вопрос она при всех обсуждать не готова. И глава рода спорить не стала, зато, едва я чай взяла, сообщила:
— Я-то вчера, спасибо друг любезный научил, — она чуть склонила голову, благодаря мгновенно преисполнившегося значимости сидящего рядом с ней древнего, — Владыке на подпись подсунула не только документы на удочерение, но право вылета тебе, Хатор, и всей твоей семье. А по утру пришел ответ на запрос из Академии Ветра. Эмали, девочка, сразу видно, что нашего рода, подсуетилась и уговорила халоне Миретана дать Миладе шанс сдать экзамены. А если принесет бумаги из университета своего, возможно, даже сможет сразу на второй курс поступить, тут уж от нее зависит.
