– Я просто хочу, чтобы моя сестра была счастлива. Думаю, ты сможешь вернуть ей веру в жизнь и любовь.
– Ну, это раз плюнуть, – смеется он.
– Так она тебе нравится?
– Да, – признается он. – Уже давно. Отчасти поэтому я и устроился на работу в книжный. Мог бы заниматься делопроизводством в конторе одной из моих мам, но пришел в «Книжный зов».
– Попробуй сегодня поцеловать ее, – советую я.
– Не думаю, что получится. Джордж вроде не любит спешить, так что лучше повременить. Я всю неделю пишу ей письма.
– Верно мыслишь, – замечаю я. – Она оценит.
– Кажется, ей все это не так уж нравится. Но, по крайней мере, она уже не злится на меня, как раньше.
Мы подъезжаем, и я вижу Эми.
– Я нормально выгляжу? – спрашиваю Мартина: он кивает. – Джордж постаралась… Но выгляжу ли я ответственно?
Он задумывается, почесывая шею.
– Наверное. Ты ответственный. Ты руководишь магазином.
– Я руковожу магазином старых книг, который не приносит большого дохода, – вздыхаю я, вылезая из машины.
Захожу в дом и встречаю Рэйчел. По ее взгляду я понимаю, что Джордж действительно постаралась.
– Приятно посмотреть, правда? – улыбаюсь я.
– Трудно сказать, – парирует она. – Меня ослепило твое самолюбие.
– Очень смешно, – говорю я и замечаю, что Мартин идет дальше по коридору. – Он сказал в машине, что Джордж ему нравится.
– Сам сказал или ты его вынудил?
– Сдался после допроса с пристрастием.
– Джордж очень хотела приехать пораньше, чтобы не встретиться с ним. Прекрати сводничать.
– Ты собираешься весь вечер со мной ругаться?
– Только если ты будешь продолжать говорить глупости, – отвечает она, и мы входим в гостиную, где полно красивых гостей. – Ты забыл сказать, что здесь празднуют восемнадцатилетние. – Рэйчел смотрит на воздушные шары. – И что это официальное торжество.
– Не такое уж официальное, – говорю я, провожая глазами девушку в розовом, идущую мимо меня.
Рэйчел машет рукой, разгоняя перед собой воздух.
– Генри, лично я задыхаюсь от тафты и духов.
– Лола не уточняла, что это будет за вечеринка. Но тебе хорошо в старых джинсах, – утешаю я, и Рэйчел уходит в кухню за водой.
Эми и Грег тоже здесь, выглядят так, словно сошли с обложки журнала. На нем костюм – очень клевый, надо признать. На ней – золотое платье, от которого у меня на секунду перехватывает дыхание. Как и Рэйчел, я одет неподобающе. Лола, как обычно, не предупредила ни о чем, кроме музыки. Я беру два стакана с водой и веду Рэйчел на улицу, во двор, где мы можем спрятаться от всех.
The Hollows устанавливают аппаратуру на сцене. Мы садимся в первый ряд и машем Лоле. Внимательно наблюдаем за ней, только чтобы не разговаривать друг с другом, но минут через пять Лола решает проверить микрофон:
– Раз, два – вы оба бесите меня до чертиков! Хватит глазеть, поговорите уже друг с другом – раз, два.
– Что еще я натворил в прошлую пятницу? – спрашиваю я, чтобы начать разговор.
– Да много чего, – отвечает Рэйчел.
– Например?
– Ты пел.
– Беда, конечно. Какую песню?
– «Я всегда буду любить тебя» Уитни Хьюстон.
– Ужас какой. А чего-нибудь похуже не было?
– Куда уж хуже!
– Ну, я мог, например, для исполнения этого номера облачиться в белый кожаный костюм.
– Кожи не было. Ты активно жестикулировал. – И она показывает, как я танцевал. Похоже, черт возьми.
Я все продолжаю думать о том, как она изменилась. Всю неделю думаю. Раньше я помнил обо всем, даже о шраме на внутренней стороне колена – она напоролась на острую палку в седьмом классе, а сейчас мы будто заново узнаем друг друга.
– Правда странно? Снова видеть друг друга?
– Наверное, – отвечает она.
– Ну же, Рэйчел, имей совесть. Ну что я один стараюсь, а? Давай, рассказывай.
– Рассказывать что?
– Мальчики. Школа. Друзья. Всю неделю ты избегаешь вопросов.
– Да нечего особенно рассказывать, – сопротивляется она.
Отодвигает стул, давая людям пройти, и, поскольку я продолжаю вопросительно на нее смотреть, говорит:
– Окей. Ну, о парне ты уже знаешь. Джоэл Уинтер.
– Твой бывший.
– Вроде того. Я не знаю. Мы расстались как-то непонятно.
– У тебя есть его фото? – интересуюсь я.
The Hollows в это время начинают играть. Она качает головой.
– Даже в мобильнике нет?
Она сдается, достает телефон и показывает фото.
– Похож на Грега Смита, – говорю я, и Рэйчел убирает телефон в карман. – Я в хорошем смысле. Имел в виду, что он симпатичный.
– Ладно, перестань быть посмешищем. Хватит думать о ней, глазеть на нее, хотеть ее. Завязывай. А если правда не можешь – так хоть притворись, что вспоминаешь ее все реже. Она не вернется, пока ты за ней бегаешь.
Да, Рэйчел права: я посмешище. Но разве сейчас я не могу себе позволить быть жалким? Друзья должны проявлять терпение, а не тыкать пальцами.
– Нет чтобы сказать, какой я замечательный… Она не отвечает. Рэйчел вернулась совершенно другим человеком. Всю неделю дерзит, и не только мне. Музыка на мгновение замолкает, и я, воспользовавшись перерывом, поворачиваюсь к Рэйчел:
– Ты изменилась, и не в лучшую сторону. Раньше ты была супер. С тобой было весело и интересно. Ты вечно кого-то просто подкалывала. А сейчас ты элементарно бываешь невежлива – со мной, с папой, с Джордж, с Мартином. Это отвратительно.
– Я подбрасываю его домой, – напоминает она.
– Да, но только потому, что мама оплачивает твой бензин и ты можешь уходить в пять. Ты даже не позволяешь ему разговаривать в машине. – Я перевожу дух. – Тебя не было три года. Ты не писала. До меня тебе, очевидно, не было дела. И вот ты возвращаешься и называешь меня посмешищем. А вдобавок жалуешься на то, как тяжело составлять каталог, говоришь, что у папы кризис среднего возраста. Это, конечно, вполне возможно, но объяснимо – он теряет книжный. В то же время я расстался с Эми, а Джордж так не хватает мамы. Но что потеряла ты, Рэйчел? Кроме своего чувства юмора?
В ответ она снова показывает средний палец.
– Вот это по-взрослому, – вздыхаю я.
Она показывает средний палец на другой руке.
– Если не хочешь работать в книжном, бросай. Если не хочешь сидеть на вечеринке, уходи. Ты же на машине.
– Спасибо, Генри, что напомнил. – С этими словами она выливает остаток воды мне на джинсы и уходит.
