— Как-как? — переспросил изумлённый Муми-тролль.
— Радамса, — сердито проговорило существо.
— Он говорит на своём языке, и ему кажется, что ты его обидел, — объяснила Туу-тикки.
— Я не хотел, — встревожился Муми-тролль. — Радамса, радамса, — с готовностью повторил он.
Существо с бровями окончательно вышло из себя, встало и исчезло.
— Ну что я ему сделал? — вздохнул Муми-тролль. — Теперь он снова на целый год спрячется под своей тумбочкой и даже не узна́ет, что я просто хотел сказать ему что-то приятное.
— Бывает, — пожала плечами Туу-тикки.
Садовая скамейка обрушилась, рассыпав искры.
Ничего больше не горело, только вспыхивало, да натаявшая из снега вода кипела в трещинах. И вдруг бурозубка перестала играть, и все посмотрели на лёд.
Там сидела Морра. Огонь отражался в её маленьких круглых глазах, но вся остальная Морра была огромная, серая и бесформенная. Она стала гораздо больше, чем в августе.
Когда Морра полезла по скале наверх, барабанный бой тоже смолк. Она подошла прямо к костру и, ни слова не говоря, уселась на него.
Раздалось оглушительное шипение, и вся скала окуталась паром. Когда пар рассеялся, ничего уже больше не вспыхивало. Осталась только большая серая Морра, и от её дыхания поднимался седой туман.
Муми-тролль слетел вниз, на берег, он отыскал Туу-тикки и крикнул:
— Что теперь будет? Морра погасила солнце?
— Успокойся, — сказала Туу-тикки. — Она не собиралась тушить огонь, бедняга просто хотела погреться. Но огонь всегда гаснет, когда она на него садится. Вот и теперь ей не повезло.
Муми-тролль увидел, как Морра встала и обнюхала заледеневшие угли. Потом она подошла к масляному фонарю Муми-тролля, который всё ещё горел на скале. Погас и фонарь.
Морра постояла ещё мгновение. Скала была пуста, все разбежались. Морра стекла обратно на лёд и растворилась в темноте, такая же одинокая, как пришла.
Муми-тролль вернулся домой.
Перед сном он осторожно подёргал маму за ухо и сказал:
— Торжество было так себе.
— Ну что ж, дорогой, — пробормотала мама во сне, — может, в следующий раз…
А под тумбочкой на кухне сидело существо с бровями и ругалось про себя:
— Радамса, — повторяло оно и подёргивало плечами. — Радамса!
Но что это означало, никто, кроме него самого, понятия не имел.
Туу-тикки сидела подо льдом и ловила рыбу. Она думала о том, как удачно, что море время от времени отступает и не нужно ничего делать, кроме как спуститься в прорубь возле купальни и усесться с удочкой на камни. Сверху простиралась зеленоватая ледяная крыша, а у ног плескалось море.
Чёрный пол и зелёный потолок уходили вдаль, встречались друг с другом и превращались в темноту.
Рядом с Туу-тикки уже лежали четыре маленькие рыбёшки. Осталось поймать ещё одну, и хватит на уху.
Мостки вдруг закачались под чьими-то нетерпеливыми шагами. Муми-тролль наверху постучал в дверь купальни. Подождал немного и ещё раз постучал.
— Эй! — позвала Туу-тикки. — Я подо льдом!
Эхо отскочило от ледяного потолка и закричало: «Эй!» — и несколько раз пропрыгало туда-сюда, повторяя: «Подо льдом!»
Спустя мгновение в проруби показалась опасливая морда Муми-тролля. На ушах у него красовалась потрёпанная золотая ленточка.
Он посмотрел на чёрную воду, от которой поднимались морозные клубы, на Туу-тиккиных четырёх рыбёшек и проговорил дрожащим голосом:
— Оно не пришло.
— Кто? — не поняла Туу-тикки.
— Да солнце! — воскликнул Муми-тролль.
— Солнце, — повторило эхо, — солнце, солнце, солнце…
Эхо укатывалось подо льдом всё дальше и звучало всё слабее.
Туу-тикки смотала леску.
— Не переживай ты так, — проговорила она. — Каждый год в этот самый день оно возвращается, так что, скорей всего, придёт и сегодня. Убери нос и дай мне выйти.
Туу-тикки выбралась из проруби и села на лесенку перед дверью купальни. Мгновение она прислушивалась и принюхивалась. Потом сказала:
— Вот сейчас. Сиди и жди.
Малышка Мю проехалась по льду и уселась рядом с ними. К ногам она привязала жестяные крышки от консервных банок, чтобы лучше скользить.
— Опять у нас какое-то мероприятие, — сказала она. — Но я лично только за то, чтобы освещение стало чуть получше.
Из долины прилетели две старые вороны и опустились на крышу купальни. Минуты шли.
И вдруг шёрстка у Муми-тролля на затылке встала дыбом, и он, охваченный небывалым волнением, увидел над сумеречным горизонтом красное зарево. Оно вытянулось в узкую алую полосу, от неё на лёд легли длинные лучи.
— Вон оно! — возопил Муми-тролль.
Он поднял малышку Мю в воздух и поцеловал её в нос.
— Да не валяй дурака, — сказала Мю. — Чего ради столько шума?
— Есть ради чего! — воскликнул Муми-тролль. — Весна! Станет тепло! Все проснутся!
Он подхватил со льда рыбёшек и подкинул их высоко в небо. Он стоял на льду и был счастлив, как никогда.
И тут лёд снова потемнел.
Вороны поднялись в воздух и медленно замахали крыльями в направлении долины. Туу-тикки собрала своих рыбёшек, а алая полоска втянулась обратно за горизонт.
— Оно пропало? — ужаснулся Муми-тролль.
— Немудрено, посмотрев на такое поведение, — съязвила малышка Мю и укатила на своих крышках.
— Завтра оно снова выйдет, — сказала Туу-тикки. — И будет чуть-чуть побольше, примерно с корочку от сыра. Не переживай.
Туу-тикки полезла под лёд зачерпнуть морской воды в суповую кастрюлю.
Она, конечно, была права. Не может же солнце вот так запросто взять и целиком появиться. Но оттого, что кто-то прав, тебе ничуть не легче. Даже наоборот.
Муми-тролль сел, не отрывая глаз ото льда, и вдруг разозлился. Злость начиналась где-то в животе, как и все сильные чувства. Он почувствовал себя обманутым.
Он застыдился, что поднял такой шум и повязал золотую ленточку. Злость кипела в нём всё сильнее. В конце концов он ощутил, что просто обязан сделать что-нибудь ужасное и запретное. Вот прямо сейчас.
