Ной с сыновьями утаптывали землю на могиле дедушки Ламеха.
Сэнди открыл глаза и ничего не увидел. Тело его занемело. Что бы его ни укололо – оно на время парализовало его. Когда чувствительность начала возвращаться, в теле возникло какое-то покалывание. Сэнди знал про маленькие стрелки, которыми пользовались Иафет, Иалит и еще некоторые домашние Ноя, и предположил, что нечто подобное использовали и против него.
Но почему?
Воняло козлом, мочой, потом. Когда глаза Сэнди привыкли к темноте, он разглядел, что находится в маленьком шатре. Отверстие дымохода было закрыто, и потому свет почти не попадал внутрь. Шатер был намного меньше, чем у Ноя или дедушки Ламеха. Сэнди попробовал пошевелиться и обнаружил, что накрепко связан по рукам и ногам кожаными ремнями.
Когда способность чувствовать полностью вернулась к нему, он принялся извиваться и дергаться, и в конце концов ему удалось сесть, привалившись к стенке шатра. Руки у него были связаны спереди. Сэнди попытался перегрызть ремень, но его чуть не стошнило от вкуса этой кожи. Ремень обвивался вокруг его запястий столько раз, что не стоило и пытаться перегрызть все витки, а отыскать узел ему не удалось.
Сэнди прекратил бесполезные попытки и стал думать.
Его похитили на пути от шатра Ноя к шатру Ламеха. Зачем? Когда террористы угоняют самолет, они чего-то хотят. Какая от него польза как от заложника? В этом мире нет еще ни денег, ни политических заключенных. Насколько ему известно, тут никто ничего не имеет ни против Ламеха, ни против Ноя.
Так зачем же?
У Сэнди заурчало в животе. Сколько он проспал из-за отравленной стрелки? Который сейчас час? Мальчик не видел даже светлой полоски, которая указывала бы, где тут полог. А свет, проникающий через закрытое дымовое отверстие, был таким слабым, что вполне мог исходить от звезд.
Но полог все равно где-то должен быть. Сэнди развернулся так, чтобы касаться ступнями стенки шатра, и пополз, извиваясь, ощупывая стенку пальцами ног. Так он передвигался, пока не устал, а выхода так и не было. Отдохнул. Двинулся дальше. И дальше. Наконец пальцы ощутили неровную линию. Сэнди толкнул полог, и тот шелохнулся – достаточно, чтобы мальчик понял, что снаружи и вправду ночь. Звезды. Силуэт единственной пальмы на их фоне. Сэнди понятия не имел, где он находится, и даже не был уверен, что это все еще их оазис.
Очень утомившись от всех этих усилий, мальчик заснул. Голова его оказалась снаружи. Солнечный свет, бьющий в веки, разбудил его, и Сэнди кое-как забрался обратно и сел, прислонившись к туго натянутым шкурам у входа. В животе у него громко бурчало от голода. Чего бы он только сейчас не отдал за чечевичную похлебку дедушки Ламеха!
Дедушка.
Когда он выберется из этого шатра и вернется туда, где ему следует быть, низенький морщинистый старик уже не будет возиться у очага.
Ну хватит, Сэнди. Он старый. Ему семьсот семьдесят семь лет. А Ною уже больше шестисот. Чушь какая-то. Но Сэнди во все это верил. Это после потопа люди перестали жить так долго. Ну, во всяком случае, ему так казалось.
– Близнец! – раздался тихий девичий голос.
У Сэнди екнуло сердце. Иалит!
Затем следом за звуком долетел запах. Нет. Не Иалит. Тигла.
– Близнец! – снова позвала она.
– Привет, Тигла, – не слишком приветливо отозвался Сэнди. Он помнил, что Деннис рассказывал ему о людях из шатра Тиглы. Так, значит, это они террористы. Терроризм присущ отнюдь не одному лишь двадцатому веку. Видимо, это часть человеческой натуры, и потоп ее не смыл. М-да, что-то в потопе получалось все меньше и меньше смысла.
– Ты узнал мой голос! – радостно рассмеялась она.
«Нет, твой запах, неряха», – хотел было сказать Сэнди.
Тигла подняла полог и закрепила его, чтобы внутри было светлее. Она чем-то намазала волосы, и они ярко блестели. На ней была набедренная повязка из белой козлиной шкуры.
– Деннис? – нерешительно произнесла она.
– Сэнди.
– Как хорошо, что это ты! Деннису я, кажется, не нравлюсь, а тебе нравлюсь. Ведь правда?
– С чего это мне должен нравиться человек, который похитил меня, держит связанным и морит голодом?
– Но я этого не делала!
– Но явно об этом знала.
– Я этого не делала! Это мои отец и брат. Я бы ни за что не стала причинять тебе вред!
– Но не будешь возражать, если вред причинят твои отец с братом.
– Ах, Сень, милый, я не могу их остановить! Я пришла принести тебе пищу и утешение.
Сэнди принюхался. Сквозь вонь шатра пробивался сытный запах тушеного мяса – а с ним запах надушенного и немытого тела Тиглы. Если они уже использовали против него отравленную стрелку, безопасно ли брать у них еду?
– Я сама готовила эту еду, – сообщила Тигла, – и потому знаю, что с ней все в порядке и что она хорошая.
– Я не могу есть со связанными руками.
Тигла приостановилась. Похоже, задумалась.
– Я тебя покормлю!
Вместе с широкой улыбкой на лице ее снова появились ямочки.
– Нет. Я не дитя малое. Развяжи мне руки.
Он не стал добавлять «пожалуйста». Как он вообще мог когда-то заглядываться на эту девушку?
Тигла снова задумалась.
– Ну хорошо. Я развяжу тебе руки и посижу с тобой, пока ты будешь есть.
– И ноги тоже, – велел Сэнди. – Мне нужно в уборную.
– Что?
– Мне нужно помочиться.
– Хромая гагарка! Ты что, не можешь это сделать в шатре?
– Нет. Если хочешь, можешь пойти со мной. Это мне без разницы. Но мне нужно выйти.
Тигла присела рядом с ним и принялась трудиться над ремнями, сперва на запястьях, потом на лодыжках. Когда Сэнди наконец оказался свободен, он встал. Его шатало. Этот шатер оказался намного ниже, чем у дедушки Ламеха или Ноя, и Сэнди врезался головой в крышу из шкур.
Тигла взяла его руки и принялась растирать следы от ремня на запястьях.
– Идем, – сказал Сэнди.
– Куда?
– Я же тебе говорил. Мне нужно облегчиться.
– Ну ладно, идем.
Тигла вывела его из шатра к поросшему травой небольшому холмику, находившемуся в нескольких шагах от шатра. Здесь не было рощи, которая обеспечивала бы уединение или хотя бы минимум санитарных мер.
– Давай.
– Отвернись.
– Ты убежишь.
Сэнди огляделся. Эта часть оазиса, где стоял маленький шатер, была ему незнакома. Неподалеку росло несколько пальм. По каменистому полю рассыпались черно-белые козы, пасущиеся под ночным небом цвета меди. Сэнди понятия не имел, в какую сторону надо идти.
