За ним в тюремный грот вошел мой старый знакомый Сиражутдин, отчаянно зевающий. Эти громкие звуки я слышал и раньше, когда они раздавались за дверью, но не знал, кто из бандитов издавал их. Теперь увидел.
– А ты говорил, что он спит, – обратился Сиражутдин к Салиху.
Тот в ответ громыхнул костями. Это он так плечами пожал.
– Проснулся, значит… – ответил я с вызовом.
– То-то я и подумал, как же это человек, попавший в плен, может уснуть. Он озабочен должен быть, нервничать обязан, а не спать, – верно просчитал ситуацию Сиражутдин.
При этом он то ли бронежилет почесывал, то ли свои пальцы об него. Должен сказать, что я пока еще ни разу не слышал, чтобы бронежилеты имели свойство болеть чесоткой.
– Нервы у меня крепкие, – ответил я. – А озабоченность должен проявить ты. Тебе положено не спать, нервничать и громко зевать.
– Почему же одному мне? Больше никому, да? – спросил бандит и со смехом посмотрел на своих собратьев, вошедших вслед за ним и наставивших на меня стволы автоматов.
Хотя я не слышал, чтобы кто-то из них щелкнул предохранителем, опуская его в боевое положение. Впрочем, я много раз встречался с тем, что эти ребята всегда держат автомат в готовности к стрельбе.
– Не я один тебя, дурака, захватывал, – добавил он.
Другие бандиты дружно хохотнули, поддакивая таким образом Сиражутдину. По этому факту я понял, что он пользуется среди них определенным авторитетом и является, видимо, каким-то мелким командиром. Гоготали-то они, похоже, только чтобы его ублажить.
– А потому, что я обязательно приду к тебе, чтобы вернуть свой бронежилет, «разгрузку» и автомат. Ты должен этого ждать, зевать, как сейчас делаешь, от нервной перегрузки и трусости. Потому что точно знаешь – я слов на ветер не бросаю.
Мои слова его разозлили. Сиражутдин шагнул вперед и сказал боевикам, сопровождающим его:
– Ноги ему развяжите. Не дорос он еще до того, чтобы мы его на себе носили. Руки пусть связанными останутся.
Меня такое решение вполне устраивало, но я добавил еще пару слов:
– И мелочь с земли соберите. Когда я спал, она из кармана вывалилась. Высыпьте назад…
К моему удивлению, один из бандитов тут же выразил готовность заняться этим делом. Мелочь он немедленно подобрал, но ссыпал ее почему-то не в мой, а в свой накладной карман. Этот тип, видимо, жил по принципу: «Не пропадать же добру»! Но меня это уже не волновало. Только усмешку вызвало.
Должен сказать, что она нисколько не помешала мне среагировать на рывок приклада моего собственного автомата, которым Сиражутдин попытался ударить меня в лицо. Я только чуть-чуть, даже не до стены, отклонился, и приклад просвистел рядом с моим носом.
Не скажу, что он у меня совсем уж маленький и попасть в него трудно. Бандит промахнулся. А я обрадовался, что сумел в такой ситуации, в полумраке, правильно прочувствовать дистанцию, не отклонился дальше, не шарахнулся в сторону. Иначе мог бы потерять равновесие на круглом валуне, свалился бы с него и вызвал бы своей неловкостью общий смех этих негодяев.
– Вот-вот. Только это все вы и умеете. Связанных бить… – отозвался я насмешливо. – А еще мужчинами себя считаете… Ты юбку на ночь не забываешь надеть, Сиражутдин?
Он злобно хохотнул, оглянулся на свое сопровождение и проговорил:
– Этот старлей за дураков нас держит. Надеется, что разозлит нас, мы ему руки развяжем, а он от нас в темноте убежит. Не мечтай! Не развяжем… Хватит с тебя и того, что ноги распутали. А со связанными руками размахивать нечем, убежать не сумеешь. Пойдем быстрее. Эмир тебя требует… Иди, пока я тебе ноги не переломал. Это я сделаю чуть позже, но обязательно так и поступлю, чтобы ты ко мне не пришел за своими бронежилетом и автоматом. Они мне, кстати, очень понравились, и я решил их тебе не отдавать. Можешь думать, что ноги твои я переломаю с большого перепугу, – он был очень доволен своим примитивным красноречием.
Я легко встал, не вскочил, чтобы не получить удар за резкое движение, а просто плавно и даже намеренно устало поднялся и заявил:
– Идем…
Трое пошли впереди, двое – Сиражутдин и Салих – позади. Они о чем-то шептались у меня за спиной, но слов я, при всем старании, не разобрал. Да и разговаривали они, судя по звукам, на незнакомом мне языке.
Мы шли так же, в обход главной большой пещеры, как шагали раньше от грота эмира до моей камеры с металлической дверью, которую я пока еще так и не сумел открыть. Особой надобности в этом пока не возникло. Но я надеялся, что у меня еще будет время и возможность сделать это, хотя поторопиться, пожалуй, стоило. Мои парни наверняка будут предпринимать попытки к моему освобождению. Простые бандиты этого, возможно, не разумеют, но просто обязан понимать эмир, сам бывший комбат.
Это автоматически означало, что у меня, наверное, нет необходимости возвращаться за металлическую дверь. Если мне представится малейшая возможность лишить банду эмира, то я просто обязан буду ею воспользоваться. Таким шансом пренебрегать никак нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Тем более, если я увижу, что не смогу совершить побег. Такой обмен выглядел для меня равноценным – жизнь за жизнь.
Этот бывший подполковник ВДВ обязан был уничтожить бойцов моего взвода, тех самых солдат, которые доверили мне свои жизни. Значит, моя доминирующая задача – ликвидация эмира. Я не могу отдать этому людоеду своих мальчишек, которые мне верят. Даже ценой собственной жизни я обязан совершить то, что задумал.
Конечно, строить конкретные планы еще рано. Нужно присмотреться, разобраться с обстановкой в гроте эмира, а потом уже действовать неожиданно и предельно резко.
Поэтому я шел, посматривая на костры, возле которых расположились бандиты. В обратную сторону, как мне показалось, мы дошли быстрее, чем до моей камеры.
Надира рядом с гротом эмира видно не было. Конечно, он мог находиться и внутри, что несколько усложняло бы мою задачу.
Сиражутдин отодвинул полог и вошел в грот. Я вместе с другими четырьмя бандитами остался ждать. Докладывал Сиражутдин долго, около пяти минут.
Наконец он высунулся наружу, посмотрел на меня, а потом вышел из грота и дал приказ своим бандитам:
– Давайте его сюда.
Они подталкивали меня в спину автоматными стволами, словно вбивали в грот, занятый эмиром. Меня слегка радовало то обстоятельство, что автоматы боевиков не имели штык-ножей. Но и угловатый срез пламегасителя на стволе тоже бьет больно.
Я вошел. Сиражутдин остался снаружи. В гроте горела все та же слабая электрическая лампочка.
Эмир был не один. За столом сидел тот рыжебородый человек, который встретился нам, когда конвоиры отводили меня в камеру. К моему немалому удивлению, он держал в руках мой планшетник и даже, как мне показалось, работал на нем.
Эмир ходил вдоль дальней стены грота, заложив руки за спину, и о чем-то сосредоточенно думал. Об этом говорили морщины, собранные на его высоком лбу. Он посмотрел на меня с каким-то скрытым любопытством, без ненависти и злобы. Во всяком случае, мне так показалось.
