– Оля! Ну ответь мне что-нибудь! – он легонько потряс ее за
плечи. Она, как кукла, упала на кушетку. Длинные седые пряди закрыли лицо.
Сквозь них все так же, в одну точку, глядели остекленевшие глаза.
Прибывший через десять минут врач «Скорой» сообщил, что это
называется «психогенный шок», гипокиническая реакция. Ничего серьезного, но
необходима серия инъекций и полный покой в течение двух-трех дней.
– Если нет возможности ликвидировать травмирующий фактор – а
в вашей ситуации такой возможности нет, – объяснял врач, – то возникает
опасность суицидальной попытки. Больная только кажется совершенно бессильной и
неподвижной, но, оставшись в одиночестве, без присмотра, может попытаться
наложить на себя руки. Советую вам поместить вашу жену в клинику.
Юрий Петрович от клиники отказался. Попросил Джой, помощницу
по хозяйству, пожить у них несколько дней. Позвонил в университет, объяснил
ситуацию, выслушал слова искреннего соболезнования.
– Ночью на ваше имя пришел факс из Москвы. Текст написан
по-русски, – сообщила секретарша музыкальной кафедры, – сейчас я позову
кого-нибудь с кафедры словистики, чтобы вам прочитали. Мне уже перевели, но
своими словами не хочу пересказывать.
Через три минуты профессор-словист Джереми Вуд прочитал ему
без всякого акцента:
– "Уважаемый Юрий Петрович! С прискорбием сообщаем, что
десятого мая сего года ваш сын Ракитин Никита Юрьевич погиб в результате
несчастного случая.
Старший следователь прокуратуры Юго-Восточного
административного округа Коновалов Г.К. Одиннадцатое мая девяносто восьмого
года, печать районной прокуратуры, подпись, номера телефонов и факса".
– Это ошибка, – прошептал Юрий Петрович, – этого не может быть.
– Что, простите? – переспросил Джереми. – Вы не могли бы
говорить чуть громче? Я вас совершенно не слышу.
Но Юрий Петрович не мог говорить громче. У него сел голос. И
все последующие дни он только хрипло шептал, общаясь с людьми.
Ольга Всеволодовна пришла в себя на четвертый день. Он так и
не сказал ей про факс из прокуратуры.
В самолете были русские газеты. Юрий Петрович перелистывая
одну за другой, внезапно наткнулся на портрет своего сына. На последней
странице ежедневной молодежной газеты в сводке происшествий сообщалось, что в
ночь с десятого на одиннадцатое мая в Средне-Загорском переулке произошел
пожар. Погиб известный писатель, автор детективных романов Виктор Годунов.
Сотрудники милиции утверждают, что смерть Годунова явилась результатом
несчастного случая. В квартире была неисправна электропроводка.
Юрий Петрович покосился на жену и быстро убрал газету
подальше.
В Шереметьеве-2 их встречал старый приятель, сосед по дому,
Илья Яковлевич Берштейн на своем «жигуленке».
– Я не видел Никитку очень давно, – сообщил он, – но как-то
ночью, вскоре после майских праздников, я слышал над головой странные звуки.
Мне показалось, мебель двигали. И еще были шаги. Беготня. Потом все стихло. А
минут через двадцать – опять шаги, но уже другие. Как будто несколько человек.
Я тогда не придал этому значения, а вот теперь вспоминаю, и, мне кажется, здесь
есть над чем подумать. Однако милиция квартиру не навещала, никаких вопросов
соседям не задавали. Такое впечатление, что все уверовали в несчастный случай.
И никто не возьмет на себя труд хотя бы поинтересоваться: а почему, собственно,
он удрал из своей квартиры?
– Удрал? – переспросила Ольга Всеволодовна.
– Именно, – кивнул сосед, – его ведь нашли на какой-то
глухой окраине, в грязном общежитии. Насколько я знаю Никиту – а я знаю его с
рождения, – он ни за что по доброй воле, в здравом уме не переберется из
родного дома в чужую конуру. Он домосед, ему нужен комфорт и привычная
обстановка, особенно сейчас, когда так много пишет. И компьютер у него
стационарный. Он ведь жить не может в последнее время без своего компьютера.
Если только успел прикупить еще и ноутбук…
Юрий Петрович с благодарностью отметил, что Илья говорит о
сыне в настоящем времени, как о живом.
В квартире был относительный порядок. Никаких следов взлома,
обыска, борьбы, во всяком случае, на первый взгляд. Юрий Петрович бросил
чемодан и тут же стал звонить в прокуратуру. Там любезно сообщили, что тело его
сына в данный момент находится в морге при двадцать второй больнице,
продиктовали адрес.
Илья взялся подвезти их туда. Они не стали переодеваться,
пить чай, отправились сразу. И уже через сорок минут узнали, что тело
кремировано. Скандалить с рыжекудрой хладнокровной ведьмой, сотрудницей морга,
не было ни сил, ни смысла.
– Вы должны получить под расписку вещи и ценности, – сказала
она и, сняв телефонную трубку, быстро произнесла какой-то номерной код. Через
несколько минут появился мрачный верзила в зеленом халате и молча положил на
стол крошечный пластиковый мешочек с рыжей клеенчатой биркой.
Внутри лежал старинный золотой крестик и обрывок тонкой
золотой цепочки. Крестик бы погнут и как будто оплавлен. Но сохранилось
крошечное распятие, тисненые буквы «Спаси и сохрани» и инициалы «С.С.».
Крестик когда-то принадлежал Сергею Соковнину, который
приходился Никите двоюродным прадедушкой. Не узнать эту вещь было невозможно.
Никита никогда не снимал крест, из-за этого родителей даже пару раз вызывали в
школу. Предмет религиозного культа заметил на груди ребенка бдительный учитель
физкультуры.
Ольга Всеволодовна сжала крестик в кулаке. Юрий Петрович
расписался там, где указал фиолетовый отманикюренный ноготь рыжей ведьмы. И в
голове у него мелькнуло, что еще одна вещь, с которой Никита не расставался,
должна была уцелеть при пожаре. Он хотел спросить, но передумал.
* * *
Наркотическое вещество, обнаруженное в банке из-под
растворимого кофе, относилось к новому поколению синтетических препаратов.
Называлось оно псилобицин и на территории России встречалось довольно редко.
В отделе по борьбе с наркотиками Леонтьеву сказали, что
массового распространения этот самый псилобицин пока не имеет, а потому никаких
специальных сведений, касающихся источников распространения, нет.
Как многие синтетические наркотики, псилобицин действует
быстро и грубо. Привыкание почти моментальное, достаточно одной, максимум двух
доз. Через неделю регулярного приема развивается слабоумие. В мозгу и в
центральной нервной системе происходят необратимые изменения. Смерть может
наступить в любой момент от малейшей передозировки.
Псилобицин хорошо растворяется в воде, еще лучше в спирте.
Доза, равная десяти миллиграммам, может быть использована как быстродействующий
яд, относящийся к группе так называемых функциональных, то есть поражающих
преимущественно центральную нервную систему.
