– Вы интересуетесь личностью писателя Годунова как
должностное лицо или как поклонник его творчества? – вопрос прозвучал слишком
уж насмешливо, почти по-хамски. Капитан растерялся. Он всегда терялся перед
немотивированным хамством. Конечно, не на столько, чтобы это стало заметно со
стороны.
– Как должностное лицо, – произнес он и заставил себя
улыбнуться.
– Но, насколько мне известно, нет никакого следствия.
Ракитин погиб в результате несчастного случая.
– Обстоятельства гибели Ракитина выясняются в оперативном
порядке, – быстро произнес капитан.
– То есть это допрос? – уточнила редакторша без всякой
улыбки.
– Это сбор оперативной информации, – капитан расслабленно
откинулся на спинку стула.
– Так я не поняла, я обязана отвечать на ваши вопросы или
нет?
– Ну, в общем, да, обязаны, – кивнул Леонтьев, – постольку,
поскольку каждый гражданин обязан оказывать посильное содействие сотрудникам
правоохранительных органов.
Редакторша нервным жестом выбила сигарету из пачки. Леонтьев
щелкнул зажигалкой и достал свои сигареты. Несколько секунд молчали. Наконец
Астахова произнесла задумчиво и вполне миролюбиво:
– Никита Юрьевич был очень замкнутым человеком. Мы совсем
мало общались. Он привозил дискеты с готовыми романами, потом забирал
корректуру. Здравствуйте – до свидания. Вот и все.
– Когда вы его видели в последний раз?
– Давно. Больше месяца назад. Он заехал получить деньги за
дополнительный тираж.
– Гонорары ему выплачивали в бухгалтерии? – спросил
Леонтьев.
– Да, как положено, – буркнула Астахова, и стало ясно, что
меньше всего ей хочется касаться темы авторских гонораров. Ну ладно. Не
хочется, так и не будем пока.
– Он работал над каким-нибудь новым романом?
– Вероятно, да.
– Вероятно? То есть точно вам это не известно? – искренне
удивился Леонтьев. – Разве не было никакого договора? Его последняя книга вышла
совсем недавно. Сколько времени проходит от момента сдачи рукописи до выхода
книги?
– Полтора-два месяца. Но дело в том, что Ракитин писал
медленно и мало. И никаких предварительных договоров у нас не было. Договор
заключался на готовое произведение. Мы покупали права.
– Но у вас же есть перспективный издательский план. Вам
должно быть известно, начал ли автор работу над новой книгой и когда закончит,
хотя бы приблизительно…
– Да, это обычная практика. Но с Ракитиным было по-другому,
– быстро проговорила дама. Пожалуй, слишком быстро. И Леонтьев автоматически
отметил, что здесь – еще одна болевая точка. «Ладно, давайте опять сменим
тему», – легко согласился про себя капитан и спросил:
– Зоя Анатольевна, скажите, а чем плоха фамилия Ракитин?
– Вас интересует, почему Никита Юрьевич взял псевдоним?
– Да. Если это не секрет, конечно.
– Никакого секрета, – устало вздохнула редакторша и
взглянула на часы, – у нас есть автор Никита Ракитов, он печатается в той же
серии. Вот мы и предложили Никите Юрьевичу изменить имя.
– А кто придумал это сочетание «Виктор Годунов»?
– Разве сейчас это так важно?
– В принципе нет. Меня интересует, не было ли для него это
проблемой? Все-таки печататься под чужим именем…
– А что такого? У нас почти все авторы под псевдонимами.
– И этот, Никита Ракитов, тоже?
Редакторша вспыхнула. Краска залила ее щеки под слоем пудры,
но всего на секунду. Она вскинула голову, тряхнула ухоженными ярко-рыжими
волосами.
– Да. Это тоже псевдоним.
«О Господи, неужели еще одна болевая точка?» – удивился
капитан.
Разговор все больше напоминал прогулку по минному полю.
Леонтьев в очередной раз решил сменить тему.
– Кто первый читал рукопись нового романа?
– Мы делали по две распечатки с дискеты. Одну брала я,
другую – коммерческий директор.
– Никиту Юрьевича интересовало ваше мнение?
– Да, он спрашивал, понравился ли роман. Но больше из
вежливости.
– Как он относился к критике?
– Спокойно.
– К любой критике?
– Ну, к нашей, во всяком случае. Если у меня или у
коммерческого директора возникали какие-то вопросы по тексту, он всегда очень
внимательно выслушивал, потом иногда вносил исправления.
– И не пытался спорить, отстаивать свою точку зрения?
– Нет.
– То есть безропотно менял в тексте все, на что вы
указывали?
– Вы меня не правильно поняли, – в голосе редакторши опять
засквозило раздражение, – он никогда не принимал замечания, которые касались
стиля, психологии героев, основных сюжетных линий. Не возражал, но и не
принимал. Но у всякого автора могут быть неточности, чисто технические. Когда
такой большой объем текста, человек может упускать незначительные детали. А
Ракитин к тому же отказался от редактора.
– Почему?
– Его не устраивал уровень редактуры.
– А что, у вас в издательстве действительно плохие
редакторы? – поинтересовался капитан с невинной Приветливой улыбкой.
– Разные, – рявкнула Астахова с каменным лицом и вообще, я
не понимаю, к чему вы клоните? Среди сотрудников издательства у Ракитина врагов
не было. Для нас гибель такого перспективного автора – огромная потеря.
– Да, я понимаю, – кивнул капитан, – я ни к чему не клоню.
Просто круг людей, которые могу рассказать о Ракитине, весьма ограничен. Как вы
сами справедливо заметили, Никита Юрьевич был человеком замкнутым. Могу
добавить, еще и одиноким. С женой он развелся семь лет назад, родители его пока
не прилетели из-за границы, да и говорить с ними будет очень трудно. Они
потеряли единственного сына.
– У него были теплые отношения с дочерью, – быстро
произнесла редакторша.
– Почему вы так решили?
– Он приезжал с ней в издательство. Девочка часто жила у
него. Я это знаю потому, что она подходила к телефону. Это я просто к тому
говорю, что не так уж он был одинок. Наверняка имелась у него какая-нибудь
женщина. Неженатый молодой мужчина, интересный, я бы сказала, привлекательный.
К тому же известный писатель. Разумеется, женщина была. Насколько мне известно,
пожар произошел не в его квартире, а в квартире знакомой, у которой он жил.
Скажите, строго между нами… Я знаю, вы не имеете права, тайна следствия, и все
такое. Неужели его все-таки убили?
