Ей жилось удобно и спокойно. Она ничего другого не хотела.
Однажды Никита неожиданно, без звонка, пришел к ней на
работу к концу дежурства. Был жаркий, душный июль. Они вышли в институтский
сквер. Он сказал, что с женой развелся, и хватит валять дурака. Она поговорила
с ним, спокойно и холодно, потом они немного погуляли по Сретенке, зашли в
какое-то кафе, он сказал, что не может без нее жить, а она ответила, что ей это
уже безразлично.
Гришка в это время находился в командировке в Финляндии.
Митюша был с няней на даче. Они сами не заметили, что из кафе идут пешком до
Кропоткинской, и не куда-нибудь, а в дом к Ракитиным. Там было пусто. Их
бросило друг к другу, без всяких слов и объяснений.
Но потом она увидела, какая в доме грязь, раковина полна
посуды, по кухне бегают тараканы. Родители, бабушка и няня на даче, а Никита
пишет, все время пишет, и ничего не замечает вокруг. Некогда ему.
В журнале сменился главный редактор, отношения с ним не
сложились, пришлось уволиться. К тому же кропать комсомольско-производственные
очерки он устал, и работает сейчас над большим авантюрным романом о гражданской
войне, который вряд ли напечатают.
Он стал читать ей вслух куски, роман был замечательный, но,
слушая, она думала о том, что эти вымышленные люди для него куда важнее, чем
она живая, и события романа уже заслонили для него то серьезное, реальное, что
произошло здесь всего лишь полчаса назад.
И еще она представила большие удивленные глаза своего сына
Митюши, неизвестную ей пока девочку Машу, о которой Никита даже словом не
обмолвился, будто не было ее вовсе.
– А как твоя дочь? – спросила Ника в паузе между главами.
– Растет, – ответил он, – на меня очень похожа… Так вот,
глава десятая…
«Все правильно, – подумала она, – я поступила совершенно
правильно и разумно…»
– Может, ты останешься? – спросил он осипшим от долгого
чтения голосом. – И вообще, хватит валять дурака.
– Действительно, хватит, – жестко сказала она, – все это
напрасно. Нельзя дважды войти в одну реку.
– Перестань врать. Ты не любишь его. Тоже мне, Гришкина
жена… Ты моя жена, а не его, и никуда я тебя не отпущу, – Никита прижал ее к
себе так сильно, что она не могла возразить.
А потом все-таки ушла. И постаралась забыть, повторяла, как
заведенный автомат, что нельзя дважды войти в одну реку, твердила это ему,
когда он звонил, и самой себе.
Примерно через полтора года он позвонил ночью, страшно
встревоженный, и попросил ее приехать.
– Машка живет сейчас у нас. Сегодня утром она полезла во
дворе на дерево, упала и распорола ногу о железный забор. Мы были в больнице,
ей наложили швы, но сейчас нога распухла, температура тридцать девять. Я боюсь
вызывать «Скорую», боюсь отдавать ее в больницу.
Ника тут же приехала. У ребенка был сепсис. Рана на голени
оказалась глубокой, рваной, очень нехорошей. Такие нельзя сразу зашивать, их
надо оставлять открытыми, постоянно промывать, чтобы не было нагноения.
При слове «больница» девочка начинала горько, испуганно
плакать. Ника сделала все необходимое, осталась у Ракитиных до утра, потом
приезжала каждый день в течение недели, обрабатывала рану, когда стало
возможно, сама наложила швы.
– Ну ладно, ребенок – это святое, – снисходительно хмыкнул
Гриша и больше ни слова не сказал, но было видно, как сильно он напрягся.
После этого они не виделись больше, но в глубине души
поселилась бессмысленная пустая надежда. Ника изо всех сил пыталась бороться с
этим, уговаривала себя, что это бред, безумие какое-то, и пора уже выбросить из
головы. Жизнь течет спокойно, разумно и правильно. Нельзя войти второй раз в ту
же реку, в родную теплую реку, даже если на суше ты задыхаешься от одиночества,
как полудохлая рыба.
Глава 15
– Федя спит, – сообщил врач, – и будет спать еще часов пять,
не меньше. У него сегодня опять был припадок. Пришлось вколоть большую дозу
успокоительного, а потом поставить капельницу. Вообще, после вашего последнего
визита его состояние ухудшилось.
– Куда уж хуже…
– Ну, пределов нет, – жестко усмехнулся врач, – впрочем,
один предел имеется. Летальный исход.
– Вы хотите сказать, у Феди опять настолько тяжелое
состояние, что возможен летальный исход? – Нет, этого я не говорил. Жить он
может еще долго. Другое дело, качество этой жизни. – Холодные ярко-голубые
глаза впились в лицо, ощупали шею плечи. – Я каждый раз хочу сказать вам и не
решаюсь. Мне кажется, вам бы стоило обследоваться у онколога. Могу
порекомендовать отличного специалиста.
– Спасибо.
– Спасибо – да, или спасибо – нет?
– Нет.
– Ну, как знаете… Да, а где вы пропадали, если не секрет? Я
тут пытался дозвониться вам, вас не было. Уезжали куда-то?
– Почему вы так решили?
– Обычно после десяти вечера вас всегда можно застать дома.
– Вероятно, что-то случилось с телефоном.
– Вероятно, – легко согласился доктор, хотя по глазам было
видно, что не верит, – так вы уже починили телефон?
– Да, конечно. Теперь все в порядке. Вы мне пытались
дозвониться потому, что у Феди случился припадок?
– Нет. Я же сказал, припадок случился сегодня утром. Дело в
другом. Федя опять стал произносить кое-какие невнятные слова. Нянечка
услышала.
– Подождите, – Егоров быстро прошел по палате из угла в
угол, потом стал зачем-то застегивать халат, который был накинут на плечи, –
давайте все сначала, пожалуйста, с самого начала.
– Да, собственно, ничего особенного не случилось, – пожал
плечами врач, – ну, пробормотал опять несколько слов. Ни малейшего смысла.
– Как же?! – Егоров застегнулся до горла и тут же стал
расстегивать пуговицы, одну оторвал и зачем-то протянул врачу на ладони. Тот
молча взял и положил в карман. – Ну как же ничего особенного? – повысил голос
Егоров. – Он ведь молчал четыре года. Только «омм», и больше ни малейшего
звука. Вы меня уверяли, будто он никогда не заговорит. И вот пятнадцать дней
назад он стал произносить слова, вполне внятные.
– Ну какие же внятные? – снисходительно улыбнулся врач. – Я
отлично помню. Это был бессмысленный бред. Какой-то Желтый Лог, город солнца.
Бред.
– Подождите. Не перебивайте меня. Вы тогда мне то же самое
говорили. И уверяли, будто слова вырвались у него случайно и ничего не значат,
ни о какой ремиссии не может быть речи. Вот если это повторится, тогда да. Ведь
повторилось!
