– Ваша жена является матерью ваших детей?
– Да, – печально кивнул Егоров, – я понимаю. Я вас отлично
понимаю.
– Я вас тоже, – усмехнулся дежурный, – вы так уж не
переживайте. Вернутся они, никуда не денутся. Попробуйте родственников
обзвонить, подружек жены.
– Попробую…
Из отделения милиции Егоров отправился в детективное
агентство. Двор у старинного особняка был завален стройматериалами, здание
обтянуто зеленой сеткой.
– Здесь капитальный ремонт, – сообщил Егорову какой-то
иностранец в синей спецовке, то ли турок, то ли югослав.
Иван Павлович помчался в юридическую консультацию и узнал,
что адвокат, порекомендовавший ему агентство «Гарантия», уехал в Америку.
За тонкими стенами, в соседних квартирах-каморках шла
напряженная, бурная жизнь, не затихавшая ни днем, ни ночью. Зинулины веселые
соседи орали, ругались, пели песни, колотили друг друга. Когда визги разрывали
уши, Зинуля стучала в стенку обломком старого этюдника. Ответом была свежая,
бодрая матерная рулада.
Иногда все звуки перекрывал мощный, торжественный рев
океанского прибоя. В первый раз, когда среди общего шума зазвучало
оглушительное штормовое соло, Никита спросил, не рухнет ли дом, Зинуля
успокоила его:
– Это сосед слева спать завалился. Перед отъездом Зинуля
взяла у него денег, сходила в магазин и вернулась с двумя огромными пакетами.
– Здесь тебе еды хватит дня на три-четыре, – сообщила она, –
потом придется выйти. Холодильник работает плохо, морозилка совсем не морозит,
так что долговременных запасов сделать нельзя. А если ты будешь питаться одними
консервами и сухофруктами, заработаешь гастрит.
Потом она долго и подробно инструктировала Никиту, как чем
пользоваться в ее конурке.
– Замок заедает. Когда вставляешь ключ, смотри, сначала
прижми вот здесь пальцем. И не дергай, имей терпение. Он откроется, но не
сразу. Холодильник течет со страшной силой, поэтому не забывай подкладывать
тряпку. Единственная ценная вещь в доме – стиральная машина. Но включай очень
осторожно, лучше в резиновых перчатках. Она не заземлена, может убить.
– Как это? – не понял Никита.
– Ну, если ты мокрый, к примеру, притронешься, током
шарахнет очень сильно, – объяснила Зинуля.
– Так чего же ты электрика не вызовешь, чтобы починил?
– Не чинить надо. Заземлять. А чтобы электрика вызвать, надо
на это день потратить, дома сидеть, ждать его. Мне некогда и лень. Ладно,
Ракитин, не отвлекайся. Слушай и запоминай. Вот этой розеткой не пользуйся ни в
коем случае. От нее воняет паленой пластмассой. Может загореться.
– Но рядом со столом больше нет розеток, – заметил Никита, –
мне ведь надо компьютер включать.
– Ничего страшного. Найдешь удлинитель.
– Где?
– Где-то есть. Поищешь и найдешь. Кстати, насчет компьютера.
Там батарейки в порядке?
– Должны быть в порядке. Он ведь новый. А что?
– Здесь часто отключают электричество. Я, конечно, в
компьютерах ничего не понимаю, но знаю, что, если он выключается из сети в
процессе работы, могут пропасть большие куски текста. Просто предупреждаю,
следи за этим. Свет вырубают постоянно, почти каждый день, иногда на пять
минут, иногда на час. Есть керосинка и свечи. Видишь, канистра у окна? Здесь
керосин.
– Зачем тебе столько? – удивился Никита.
– Во-первых, масляную краску хорошо смывает, во-вторых, для
лампы, а в-третьих, в прошлом году у меня были вши. Вот я и запаслась.
– Вши?
– Ну да, – поморщилась Зинуля, – их, гадов, лучше всего
керосинчиком. У меня теперь большой опыт. В соседней конуре алкаш-отморозок
живет, у него что ни месяц, новая любовь. В прошлом году появилась подруга с
девочкой пяти лет. Эти два придурка пили и ребенком закусывали.
– То есть?
– Ну, колотили девочку каждый день, не кормили совсем. Я ее
забирала к себе иногда, вот и заразилась вшами. Потом она исчезла вместе с
мамашей. Сосед себе новую пассию завел, бездетную. Ну чего ты так смотришь? Нет
больше вшей, не бойся. А вообще, старайся поменьше общаться с местной публикой.
– Это понятно, – кивнул Никита.
– Пока тебе ничего не понятно. Вот как начнет сосед в дверь
ломиться, денег просить, тогда поймешь. Да, дверь не открывай никому на за что,
даже если будут орать: «Помогите, убивают!» – все равно не открывай.
– А что, часто убивают?
– Нет. Но орут каждый день. И еще, на всякий случай, держи
запас воды в трехлитровых банках. Воду тоже отключают, не только горячую, но и
холодную. Так, вроде все сказала… – Зинуля задумчиво оглядела комнату, – если
будет охота прибрать, я не обижусь. Документы лучше держи в этой коробке, – она
показала большую жестянку из-под французского печенья, – единственное надежное
место. Я тебе на всякий случай оставляю свой телефон в Питере. Если что, звони.
Вот, смотри, пишу крупно и кладу в эту жестянку, чтоб не пришлось искать.
Как только Зинуля уехала, он достал свой ноутбук. При ней он
так и не сумел сесть за работу. В маленькой комнатенке было негде повернуться,
Зинуля говорила, не закрывая рта, подробно рассказывала, как жила эти пять лет,
что они не виделись, как дважды попала в реанимацию. Один раз отравилась
пельменями, а второй – когда ее избили пьяные металлисты на Арбате, где она
торговала иногда своими картинами.
– Я вижу, тебе не терпится засесть за компьютер. Честно
говоря, не представляю, как ты в таком шуме будешь работать. Я ведь помню два
твои главные условия: одиночество и тишина. Одиночество гарантирую, а вот что
касается тишины, не обессудь. Ее не будет.
– Я уже успел заметить, – кивнул Никита.
– Что писать собираешься? Опять небось криминальный роман?
– Почти.
– Господи, хоть бы стишок сочинил. Слушай, Ракитин, правда,
сочини стишок, будь человеком. Вдруг тебя вдохновит моя конура? Я вернусь, а ты
мне подаришь.
– Попробую. Но не обещаю.
– Да уж, разумеется, – презрительно фыркнула Зинуля. –
Ладно, кропай свое массовое чтиво.
* * *
Лесничиха Клавдия Сергеевна оказалась на редкость
молчаливой. На все вопросы Никиты она отвечала только «да», «нет» или вообще
ничего. Несмотря на свои семьдесят три года, она шла по тайге удивительно
легко. Перед приветливой зеленой полянкой, на которую так хотелось ступить
после просеки, заваленной стволами, лесничиха обернулась:
