– Они были совсем сухие, и как-то сами сколупнулись. Мы
решили, что вряд ли кто-то теперь сочтет нужным проводить здесь, в квартире,
какой-нибудь криминалистический осмотр, или как это у вас называют? Слишком
много времени прошло, к тому же уверен, чужие отпечатки пальцев все равно
стерты.
– Что значит – чужие отпечатки?
– Дело в том, что в нашей квартире был обыск. Аккуратный,
вероятно, вполне профессиональный. Ничего ценного не пропало, хотя, если вы
успели заметить, рядового вора здесь многое могло бы заинтересовать. Капитан
сразу обнаружил в компьютере последний опубликованный роман Виктора Годунова
«Триумфатор», разбитый на три больших файла. Нашел на твердом диске и другие,
предыдущие, романы. Но ничего похожего на начало нового романа, ни набросков,
ни черновиков не было. Капитан нервно взглянул на часы. У него оставалось не
больше двадцати минут.
– Скажите, – обернулся он к Юрию Петровичу, – у Никиты был
только один компьютер? Не было маленького, ноутбука?
– Нет. Он все собирался купить.
– А какие-нибудь блокноты, записные книжки?
– Был толстый ежедневник. Он исчез. Капитан запустил
специальную системную программу, которая позволяла напрямую прочитать
содержимое секторов диска, и нашел то, что искал. Разрозненные фрагменты,
бессмысленные обрывки фраз. Они сохранились случайно в разных местах. Стало
быть, существовал большой блок информации, который был уничтожен, стерт из
компьютерной памяти. Сделал это сам автор или кто-то еще, теперь узнать
невозможно.
– Скажите, Юрий Петрович, а где Никита хранил компьютерные
дискеты?
– Везде. Их было много, но не осталось ни одной.
– Еще что-нибудь пропало?
– Сын не подпускал нас к своему столу, к тому же нас полгода
не было дома. Мне сложно сказать, что именно пропало, но я уверен, кто-то
здорово порылся в его бумагах, и еще, в кухне отодвинут буфет от стены, под лавкой
валялась сумка с продуктами из супермаркета. Я сохранил чек на всякий случай.
– Нет, я не понимаю, куда все-таки делась Зинуля? – громко
произнесла Ольга Всеволодовна, входя в комнату. – Звонила утром, сказала: буду
через час, а уже начало четвертого. Юра, ты не знаешь, какой там номер?
– Понятия не имею, – откликнулся Ракитин.
– Так… Что же делать? Девочка пропала…
– Простите, откуда она вам все-таки звонила? – спросил
капитан. Они разговаривали в прихожей. Ему уже пора было уходить.
– Вам это имя ничего не скажет, – Ольга Всеволодовна зябко
передернула плечами.
– Елагина Вероника Сергеевна, – произнес Ракитин хриплым,
каким-то тусклым голосом, – бывшая невеста Никиты. Зина Резникова жила у нее в
квартире. Оттуда она звонила нам, и даже была вероятность, что заедут они
вместе.
– Когда это было?
– Давно. Утром.
* * *
Григорий Петрович выглядел плохо. И сразу, с порога,
встретил Виктюка мрачным вопросом:
– Астахова – твоя работа?
– Твоя, – с улыбкой покачал головой Виктюк, – твоя, Гриша.
– С ума сошел? Не было на нее заказа. Что за
самодеятельность?
– Это вместо спасибо? – Виктюк вздохнул и слегка нахмурился.
– Ты знаешь, что к ней приходили из милиции?
– Знаю, – рявкнул Русов.
– А известно тебе, что к ней приходили дважды, и после этого
она ушла в тяжелый запой?
– Астахова? В запой? – ошалело заморгал Русов. – Ты, Феликс,
что-то не то плетешь.
– Послушай, господин губернатор, будь любезен, выбирай
выражения, – поморщился Виктюк.
– Извини.
– Да уж ладно. Так вот, Гриша, эта трезвенница, эта
воительница очень не любила тебя. А что бывает, если к большому количеству
информации добавить порцию крепко настоянной, многолетней ненависти? Адская
смесь, бертолетова соль. Хорошо, что все это выплеснулось на мою бедную голову.
На мою, а не на чью-то чужую. Ну представь, если бы вот так, спьяну, она
разболталась бы не со мной, а, к примеру, с тем капитаном, который
интересовался несчастным случаем?
– Подожди, Феликс, я не понял, ты ведь не был знаком с
Астаховой.
– Вот и решил познакомиться. Ну так, из любопытства. Меня
всегда интересуют фигуры, на которых слишком многое сходится. Астахова –
главный редактор издательства «Каскад». Там печатались книги твоего Годунова.
Астахова – тетушка несчастного Антона Сливко. И наконец, она же – твое давнее
прикрытие в делах с Шанли. Понимаешь ли, Гриша, эти три прямые обязаны были
идти параллельно и никогда не пересекаться. Мне как-то уютней жить по законам
старой, классической Евклидовой геометрии. – Что? – мотнул головой Русов. – При
чем здесь геометрия?
– Гриша, ну ты же человек культурный, образованный, –
засмеялся Виктюк, любуясь его растерянностью, – я имею в виду два способа
восприятия пространства, две геометрии, Евклидову и Лобачевского. Согласно
первой, параллельные прямые никогда не пересекаются. Это придает жизни
определенную логику и соразмерность. А по Лобачевскому, все наоборот. Они берут
и сходятся в какой-нибудь одной, самой неудобной точке. Вот как в случае с
Астаховой.
– Да… я понял… – процедил Русов сквозь зубы и нервно
закурил.
– Ну и хорошо. Молодец.
– Но все-таки Астахову я не заказывал, – произнес Русов уже
чуть спокойней и жестче.
– Нет, Гриша. Ты сделал этот заказ, правда в косвенной
форме. Ты стал действовать по законам геометрии Лобачевского, у тебя
пересеклись параллельные прямые, и в точке пересечения чуть не случился взрыв,
который мог бы не одного тебя разнести на мелкие кусочки. Ты не нервничай, а
думай. Оно всегда полезней. Астахову надо было убрать. И я это сделал хорошо,
качественно. Между прочим, оплатил своими деньгами.
– Ладно, – не поднимая глаз, произнес Русов, – сколько ты
хочешь?
– Вот, это уже теплее, – одобрительно кивнул Виктюк, –
исполнителю я отдал двадцать. Ну а мои проценты ты знаешь.
– То есть ты хочешь двадцать пять тысяч? – тревожно уточнил
Русов.
– Чтобы тебе легче было, я сразу назову всю сумму.
Сто.
– Сколько?! Так, подожди, давай по порядку, – голос Русова
звучал уже совсем иначе, спокойно и твердо.
– Давай, – кивнул Виктюк, – вся комбинация с Годуновым
пятьдесят. Учти, я делаю скидку. Тридцать за Астахову и двадцать за Резникову.
