– Ты можешь зайти к родителям Никиты. Но только на несколько
минут. Иначе опоздаешь на самолет. Ребята подождут тебя в машине у подъезда.
– Спасибо, Гришенька. – Она нажала кнопку отбоя и бросила
телефон в отрытую дверь, на заднее сиденье «Мерседеса».
Площадь продолжала жить своей обычной жизнью, небольшая
толпа зевак рассосалась, «Скорая» увезла Зинулю, движение возобновилось.
– Мы подвезем вас к подъезду, – любезно предложил Костик, но
Ника уже рванула в переулок, не оглядываясь. Сумка тяжело болталась на плече.
Вбежав во двор дома Ракитиных, она прошмыгнула между ракушками, пересекла
открытую спортивную площадку, поднырнула под рваную сетку, выбежала в
параллельный переулок, подняла руку. Остановилась бежевая «Волга».
– Савеловский вокзал. Сорок, – произнесла Ника, усаживаясь
на заднее сиденье и пытаясь отдышаться.
– Очень спешим? – спросил, обернувшись, пожилой
благообразный водитель.
– Да. Очень.
– Тогда пятьдесят.
– Хорошо, только побыстрее, пожалуйста. «Волга» тронулась,
Ника откинулась на мягкую спинку сиденья, закрыла глаза. Слезы текли сами
собой, она ничего не могла поделать. Супергерои в таких случаях стискивают
зубы, двигают желваками, сжимают кулаки, кусают губы и костяшки пальцев. Ника
просто плакала, безутешно, совершенно беззвучно. И не видела, как выруливает
сзади, из-за поворота, темно-лиловый «жигуленок».
– Простите, я опоздал, – сказал капитан Леонтьев, переступая
порог квартиры Ракитиных, – к сожалению, у меня совсем мало времени. Зинаида
Романовна уже пришла?
– Вы знаете, до сих пор нет. Честно говоря, мы уже начали
беспокоиться.
Ольга Всеволодовна Ракитина, царственная высокая дама с
тяжелым серебристо-седым узлом на затылке, проводила капитана в гостиную.
– Она звонила часа три назад, – добавил Юрий Петрович.
Капитан машинально отметил про себя, что Никита был больше
похож на мать, чем на отца. У отца лицо круглей, тяжелей, темные глаза, черные,
с проседью, волосы.
– Не знаете, откуда она звонила? – спросил капитан,
усаживаясь в кресло. – Дело в том, что я ее потерял. Она важная свидетельница.
– Звонила она от своей подруги. Вы ее вряд ли знаете. Чай?
Кофе?
– Спасибо, кофе, если можно.
Ольга Всеволодовна кивнула и ушла на кухню. Капитан остался
наедине с Ракитиным-старшим. Несколько секунд оба молчали. Наконец,
откашлявшись, Ракитин спросил хрипло:
– Простите, Андрей Михайлович, прежде всего мне бы хотелось
узнать, все-таки ведется какое-то расследование или нет? В прокуратуре сказали
совершенно однозначно, что произошел несчастный случай и никакого следствия не
будет.
– Да, все так, – кивнул капитан.
– Но вы, если я правильно понял, не согласны с официальной
версией?
– Не согласен.
– То есть вы пытаетесь вести расследование самостоятельно?
– Ну, не совсем. Я все-таки должностное лицо, не частный
сыщик. Я собираю оперативную информацию. Думаю, дело будет возбуждено по вновь
открывшимся обстоятельствам.
– Но как же? Ведь никаких следов уже не осталось. Нельзя
даже идентифицировать, опознать труп… это безобразие с кремацией… Знаете, мы
привыкли в нашей стране ко всему, нас ничем не удивишь, однако чтобы такое
варварство…
Если бы у капитана было больше времени, он, возможно, и
поговорил бы с Юрием Петровичем подробней об этом варварстве. Но Леонтьев
спешил. У него осталось минут сорок, не больше.
– Юрий Петрович, простите, мне бы хотелось осмотреть кабинет
Никиты Юрьевича и проверить его компьютер.
– В каком смысле – проверить?
– Я должен знать, над чем он работал в последнее время.
– Никита никому не разрешает подходить к своему компьютеру,
– сообщила Ольга Всеволодовна, поставив на журнальный стол поднос с кофейником
и чашками.
– Оля, перестань. Ты же понимаешь, это необходимо, – быстро
произнес Ракитин.
– Не знаю, не знаю, – Ольга Всеволодовна покачала головой, –
я никому уже не могу верить. Вот сахар, пожалуйста, – она любезно улыбнулась
капитану.
– Оля! – сверкнул на нее глазами Юрий Петрович.
– Простите, Ольга Всеволодовна, а почему? – мягко поинтересовался
капитан. – Почему вы некому не можете верить?
– Знаете, я раньше не любила всех этих досужих разговоров о
том, какая у нас ужасная, коррумпированная милиция, но сейчас, после того, что
произошло с моим сыном…
– Оля! – простонал Юрий Петрович.
– Юра, у меня нет оснований верить в чье-либо бескорыстное
участие, – произнесла она тихо и одарила капитана холодной любезной улыбкой, –
прошу меня извинить.
– Вы, Андрей Михайлович, простите ее, – развел руками
Ракитин, когда она вышла, – Ольга Всеволодовна пережила тяжелейший шок. Вам
действительно надо заглянуть в кабинет, посмотреть, что там у Никиты творится в
компьютере. Мы ведь ничего не понимаем в этой машине, Никита приучил нас, что
нельзя близко подходить. На самом деле для вас здесь будет много интересного, я
не сомневаюсь.
– Юра, можно тебя на минуточку? – Ольга Всеволодовна опять
холодно, любезно
Улыбнулась капитану. – Извините еще раз.
– Откуда ты знаешь, что этому человеку можно верить? –
услышал Леонтьев ее быстрый, громкий шепот. – Ты его впервые видишь и считаешь
возможным подпускать к компьютеру! Ты что, думаешь, он вот так, по собственной
инициативе, пытается докопаться до правды? Это только у Никиты в романах
попадаются добрые благородные милиционеры. В жизни таких давно нет. Они
выродились, как мамонты. Я, например, не настолько наивна…
– Прекрати, – жестко оборвал ее Юрий Петрович, – нельзя всех
подозревать в подонстве.
– Я обязана подозревать, когда дело касается моего сына…
– Оля, остановись. Тебя заносит…
Капитан между тем, не теряя времени, включил компьютер. Юрий
Петрович вернулся в комнату, закрыл за собой дверь, некоторое время молча стоял
за спиной капитана, наблюдая, как меняются непонятные надписи на экране, и
наконец произнес:
– Мы обнаружили следы крови на клавиатуре и на мыши. Такие
же следы в ванной, на раковине.
– И вы их стерли? – быстро спросил Леонтьев, не отрываясь от
экрана.
