– Вы слышали о писателе Викторе Годунове?
– Это который погиб недавно? – уточнил доктор.
– Да. Сгорел. Можно сказать, дважды. Сначала в чужой
квартире, потом в крематории, по ошибке. Не было ни дополнительных экспертиз,
ни вскрытия.
– Там, кажется, несчастный случай?
– Именно так, – кивнул капитан, – вот в связи с этим
несчастным случаем я и разыскивал племянника Астаховой Зои Анатольевны.
– Любопытно… – тонкие длинные пальцы Лукьянова отбили
быструю дробь по краю стола, – судя по документам, бригада в квартире Астаховой
поработала вполне добросовестно. Суицид.
– Ну да, конечно, – кивнул капитан, – я не сомневаюсь.
Несколько минут оба молчали. Капитан продолжал внимательно
читать документы, Петя Лукьянов курил смотрел в никуда, как бы отгородившись от
мира дымчатыми стеклами своих очков, и наконец спросил:
– А у вас что, действительно серьезные неприятности из-за
этой Астаховой?
– Да так, ничего особенного. Отстранение от дела, которого
все равно нет. Устный выговор. У меня начальник хороший человек.
– Ну что ж, рад за вас. А по Виктору Годунову вообще ведь не
было никакого предварительного расследования?
– Ну, практически не было.
– Практически или теоретически? – Лукьянов снял очки.
Светло-серые глаза были припухшими, усталыми. Как у большинства очкариков,
взгляд казался мягким и немного растерянным.
– Хороший вопрос, – улыбнулся капитан – я вам, пожалуй,
отвечу. Да, я подозревал, что Годунова убили.
– А теперь согласились с официальной версией?
– Нет. Не согласился. Простите, Петр Евгеньевич, можно вас
попросить провести ультразвуковое исследование сонной артерии Астаховой?
– Можно, – Лукьянов грустно улыбнулся, – знаете, при
отравлении снотворными веществами каких-либо характерных морфологических
изменений не наблюдается. Иногда можно в желудке между складками слизистой
обнаружить остатки таблеток. Но я не обнаружил. Впрочем, судя по баночке, там
были желатиновые капсулы. Они растворяются довольно медленно, тем более в таком
количестве. Но их нет. Химический анализ еще не готов, но вполне возможно,
следов препарата там не обнаружится.
– Почему вы так думаете?
– Знаете, есть много способов убить пьяного человека. Сонная
артерия – это примитив. Можно, например, усадить, сильно пригнув голову к
коленям, продержать так несколько минут, потом резко встряхнуть определенным
образом. В общем, вариантов масса. И все они, как правило, не оставляют никаких
внешних повреждений.
– Совершенно верно, – кивнул капитан, – но это по силам
только профессионалу.
– Серьезному профессионалу, – добавил доктор, – их, кажется,
называют натуралистами. Они дорого стоят. Только очень богатые и влиятельные
люди могут позволить себе такую роскошь для решения своих проблем.
– Петр Евгеньевич, я вам оставлю свой телефон. Будьте добры,
позвоните мне, когда будут результаты химии и гистологии. Я бы сам вам
позвонил, но не хочется тревожить лишний раз.
– Это домашний или служебный? – быстро спросил доктор,
взглянув на блокнотный листок.
– Домашний.
* * *
Костику и Стасику совсем не понравилась идея сначала
подбросить Зинулю, куда ей нужно, и только потом ехать в аэропорт.
– Вероника Сергеевна, может, ей просто дать денег на такси?
– тактично зашептал Костик на ухо Нике, когда они втроем спускались в лифте.
– Деньги у меня есть, – весело сообщила ему Зинуля, которая
все прекрасно слышала, – но мне приятней проехаться в вашем сером красивом
«мерсе». В ответ Костик только мрачно сверкнул на нее глазами. Когда подошли к
машине, он стал открывать багажник.
– Зачем? – спросила Ника.
– Сумку вашу положить.
– Не надо. Она маленькая.
– Как скажете, – он вернул ей сумку, аккуратно застегнув
«молнию» наружного кармана.
– Сначала на Кропоткинскую, – сказала Ника усаживаясь вместе
с Зинулей на заднее сиденье.
– Так ведь пробки какие, Вероника Сергеевна, – запротестовал
Стасик, который, как всегда, сидел за рулем, – мы сейчас по центру часа два
будем двигаться. На самолет опоздаем.
– Ничего. Как-нибудь, – ободрила его Ника.
– А знаешь, – задумчиво, еле слышно, произнесла Зинуля, – я
действительно глупый человек. Глупый, доверчивый до неприличия. Я верю всем.
Никита убедил меня, будто у него творческий кризис, будто он устал от своей
квартиры и жаждет сменить обстановку. Мне бы подумать, раскинуть мозгами. О нем
подумать, а не о себе. Ведь у него что-то произошло, какие-то неприятности.
Может, ему помощь была нужна? Однако у меня, как всегда, собственных проблем по
горло, к тому же бурный роман с музыкантом из Питера. Мне удобней было
поверить, будто у него такой вот странный творческий сдвиг. Тем более у меня
ведь тоже бывает, хочется удрать куда-нибудь, сменить обстановку. Конечно,
Никита вряд ли сказал бы мне правду, но поинтересоваться всерьез я могла бы.
Просто не хотела нагружать себя чужими трудностями. А потом этот глухонемой
бомж с деньгами и анонимками. Я решила – все равно кто-то должен сообщить тебе
о том, что Никита погиб, и лучше не по телефону. На это у меня ума хватило. Но
больше ни на что. А ведь у глухонемого с родимым пятном действительно мог быть
грим на лице. Мне бы присмотреться внимательней. Но Арбат кишит всякими
странненькими, как и мой дом, и пельменная, в которой я работаю. Я к ним
привыкла, к странненьким. Я живу среди них и уже ничему не удивляюсь.
– Ну хорошо, заметила бы ты грим, и что? Не полетела бы ко
мне? – слабо улыбнулась Ника. – Не знаю, все равно, наверное, полетела бы. Раз
уж дали мне на это денег… Но дело не в этом. Мне нельзя было уезжать, бросать
Никиту одного в моей конуре. Соседи – бомжи, пьяницы, каждый второй – псих. И
свет вырубают. И еще «Вятка» эта…
– Какая «Вятка»?
– Стиральная машина. Она не заземлена, бьет током, может
насмерть, если схватиться мокрой рукой, стоя на мокром полу. Наверное, так все
и произошло. Дикость какая-то… Стоило прятаться от каких-то глупых проблем в
моей конуре, чтобы погибнуть так неделю. Ну правда, какие у писателя могут быть
проблемы? Он ведь не бизнесмен, не «новый русский», наркотики к употреблял,
денег никогда ни у кого в долг не брал…
Двигались через центр действительно медленно. Пробки были
страшные. И постоянно в зеркале Ника видела одну и ту же машину, темно-лиловый
неприметный «жигуль». Это постоянство ей не нравилось. Ей вдруг стало казаться,
что она уже где-то встречала раньше именно эту машину, она пыталась разглядеть
номер, но никак не могла.