— От Степана Аркадьевича.
Похоже, Степа тут котировался — мужичок потеплел, покивал и дружелюбно, даже льстиво попросил минутку подождать.
— Присядьте вот здесь, — сказал он, — у нас маленький спорный момент.
Девчонка выбралась из стула и стояла теперь босиком на полу, ровно, как солдат, — ждала команды.
— На коленки, — велел малый в шарфе, — и на локти. А носом в пол.
Она встала, как было приказано.
— Повыше, — сказал он.
Девчонка вопросительно повернула голову.
— Корму повыше, — пояснила женщина с заметной неприязнью.
— Это будет порно, — огрызнулась девчонка, но корму подняла.
— Ясно? — спросила женщина своих, те промолчали, и она скомандовала: — Одевайся.
Девчонка натянула трусы и стала влезать в джинсы.
— Гимнастикой занималась? — спросила женщина.
Та ответила неуверенно:
— Да в школе…
Чемоданов увидел, как малый с шарфом поставил в своем блокнотике плюс, а женщина в своем минус. Потом сказала девчонке:
— Спасибо, иди.
Та не двинулась с места:
— Гожусь, нет?
— Зайди завтра, будет известно.
— Во сколько?
— Там же все написано.
— Сказать, что ли, трудно? — проворчала девчонка и вышла.
— Ну? — спросила женщина.
Малый в шарфе ответил, что фактура подходящая и гибкость достаточная.
— Глупа и упряма, — возразила женщина и повернулась к Игорю Лукичу.
— Что-то есть, — пожал тот плечами, — вообще-то смотри, тебе с ней мучиться.
Малый в шарфе предложил завтра показать Антонычу, на том и порешили.
В комнате, помимо входной, имелась еще дверь, Игорь Лукич провел Чемоданова туда. Там помещалось нечто вроде кабинетика: метров восемь площади, письменный стол, два почти новых креслица и диванчик. Сели.
— Значит, от Степана Аркадьевича?
Чемоданов кивнул.
— На директора-администратора?
— Не знаю, уж больно дело новое, — стемнил Чемоданов.
Ни в какие директора он не собирался, но и отказываться с порога было неумно — тогда зачем шел?
— Ничего особенного, — успокоил мужичок, — работа как работа. Основной коллектив небольшой, опытный. Девчонки, конечно, часто меняются, но это уже творческая сторона, тут пусть у Гиви Антоновича с Вероникой голова болит. А наше дело экономика — транспорт, гостиница, ну и, естественно, касса. Я бы вам рекомендовал не отказываться.
— А вы тут кем? — вежливо полюбопытствовал Чемоданов.
— Главный администратор. Как раз буду ваша правая рука.
Хотелось задать еще вопрос, но было неловко. Мужичок, однако, оказался догадлив.
— Насколько я понимаю, — сказал он, — Степану Аркадьевичу предпочтительней на этом месте свой человек. Имеет право. Раз вкладывает деньги, прежде всего полное доверие. Ну а дело освоить — для человека с головой неделя. Вот я вам изложу некоторые детали…
Мужичок стал излагать детали, но Чемоданов в них не вникал. Из деталей его в первую очередь интересовала одна: кто в случае чего отправится за решетку? По всему выходило, именно директор, хозяйственный руководитель, ответственное лицо. И вот эта деталь Чемоданова никак не устраивала. Мужичок, видно, что-то почувствовал.
— Возьмите контракт месяца на три, — посоветовал он, — присмотритесь. Ставка у нас семьсот, но набегает порядочно.
— Семьсот меня не устраивает, — сказал Чемоданов, — меня устраивает сто восемьдесят.
Мужичок, оказалось, понимает жизнь с полуслова:
— Алименты?
— У кого их нынче нет!
— Это проблема решаемая, — заверил собеседник.
Они вернулись в комнату с зеркалом во всю стену. Там мало что изменилось: все так же женщина с прямой спиной и малый в красном шарфе помечали что-то в блокнотиках, все так же сквозь спинку стула протискивалась голяком новая претендентка. Пролезла, ловко перекувырнувшись, вскочила на ноги — и Чемоданова окатило ознобом, потому что девка эта была Ксюшка. Отведя глаза, он выскочил в коридор. Вот паршивка!
Зятек теперь сидел на лавке между двух дур, охмурял их своим способом: молчал и улыбался, пока они наперебой кудахтали, определенно стараясь для мужика. Тема была — через сколько коек надо пройти, чтобы взяли на гастроли в Европу. Говорили об этом буднично, как о стольнике сверху за джинсы или сапоги. Чемоданов мгновенно оценил девок и заключил, что койка им светит на двоих одна, как раз будущего зятя, вот только в Европу этот путь не ведет. Ну бардак, подумал он, нет на них водородной бомбы! Он понимал, конечно, что так живут все, и сам он жил именно так, и пусть бы так оно все и шло — если бы только не касалось Ксюшки.
Зятек привстал было ему вслед, но Чемоданов прошел мимо, к лестнице, и тот опять опустился на лавку. И пускай сидит. Хрен с ним, у них своя жизнь.
Ничего особого вроде не случилось, мир не рухнул, все как было, так и шло — но что-то изменилось, в душе словно бы образовалась сквозная дыра, сквозь которую выдувалось тепло, отчего знобило и подташнивало.
Выросла девка, вот и все, подумал он. Была дочка, а теперь сама по себе.
На первом этаже к нему сразу сунулся какой-то мужик, будто специально ждал:
— Слушай, друг, ты не здесь работаешь?
Чемоданов, не сразу врубившись, ответил уклончиво:
— Частично.
— Девки твои?
Первый ответ потащил за собой второй:
— Отчасти мои.
— Сделай парочку, а? — попросил мужик и объяснил: — Друг приехал из Азербайджана.
Лицо у него было добродушное, простоватое — Чемоданов не сразу нашел что сказать.
— Две сотни дам, — пообещал тот, — три даже.
Чемоданов спросил:
— Ты чего сюда пришел? Не знаешь, где блядей искать?
— Да скромный я, — пожаловался мужик, — не имел такого дела, не приходилось. Да и хочется, чтобы все хорошо, друг ведь, а тут все же артистки. Я там у них на Кавказе месяц гостевал, знаешь как принимали! Вино, шашлыки, дыни всякие… Мне сказали, сунешь пару сотенных, и порядок. А вот кому сунуть — хрен его знает!
Уже в трамвае Чемоданов подумал, что работенка предполагалась, пожалуй, чересчур веселая. Слава богу, пронесло.
Никогда баб не покупал, а уж продавать тем более не станет…
Ксюшка позвонила тем же вечером:
— Пап, ты чего убежал?
— А чего надо было, на тебя любоваться?
