Внизу, в нашем подъезде, хлопнула дверь, кто-то вышел. Потом стало видно — мужчина, в плаще, с портфелем. Малый в кепочке прошел за ним десяток быстрых шагов и, догнав, что-то сказал. Тот остановился, достал зажигалку. Мой сторож не спеша закурил и вернулся к себе на приступочку.
Тут моя мысль опять заработала молниеносно.
Дверь! Прежде всего дверь. Вроде крепкая, дощатая, года два назад еще укрепили, ходили по дому такие умельцы, загоняли в стену железные штыри и брали за это полсотни, по нынешним временам даром. Все укрепили, и я укрепил. Слава богу!
Я, конечно, понимал, что эта броня ни от чего не предохранит, понимал, что те, кто захочет дверь выломать, сделают это без труда и ничем от них не защитишься. Но я все же положил на ящик для обуви топорик для рубки мяса и два длинных кухонных ножа. Автомат бы сюда! Да где там — автоматы у нас только для власти да для мафии…
Теперь надо было кому-то звонить насчет еды. Ксанке? Бабу втягивать не хотелось, тем более такую трусливую. Дюшки нет в Москве, да и тоже баба.
Кому?
Выбор в общем-то был небольшой: Антоха и Федулкин. Антон был умней и надежней, зато Федулкин авантюрист: чем нелепей ситуация, тем для него больший кайф. Я позвонил Федулкину, но телефон не ответил. Перезвонил — опять молчок. Тогда набрал Антона.
Я сразу же спросил:
— Можешь забежать, не откладывая?
— А что случилось?
— Потом объясню.
— Но мы же на вечер договаривались?
— Все изменилось. Так можешь?
— Если надо, могу.
— Купи по дороге хлеба и вообще побольше жратвы.
— Гости, что ли?
— Нет.
— А тогда почему…
— Потом объясню. Теперь слушай внимательно. Лифтом поднимись на восьмой этаж, оттуда тихонько спустишься. Не звони, просто поскребись, я буду ждать. Если кто спросит куда, скажи, в сто двенадцатую, к Ревуновым.
— Старик, что за тайны? — возмутился Антон.
— Потом объясню. Только запомни — это все очень серьезно. Никто не должен видеть, что ты ко мне. Если кто сунется с тобой в лифт, лучше не езжай, сделай вид, что передумал. А потом перезвони мне.
— В подполье ушел? — раздраженно поинтересовался он.
— Потом объясню.
Я ждал Антоху часа полтора. И почти все это время провел у окна, за занавеской. Мне повезло: я увидел, как здоровенный малый в серой кепочке идет со двора, к проходу между домами, помахивая газеткой.
Неужели конец наваждению?
Да нет, рано обрадовался. Из-за трансформаторной будки появился высокий парень в толстом свитере и пошел навстречу. Они не остановились, похоже, и словом не перемолвились, но я увидел, как газета перешла из ладони в ладонь, будто эстафетная палочка. Так что читателей в нашем дворе не убыло.
С Антохой вышло удачно. При двух авоськах он смотрелся типичным отцом семейства, безропотным добытчиком, тратящим полсубботы на магазины, пока жена, умотанная за неделю, стирает, варит или купает детей. Он сработал точно по инструкции: я слышал, как дверца лифта хлопнула на последнем этаже, а вот ко мне он прокрался, как босой индеец.
Я сразу запер дверь на оба замка. Антоха надел тапочки, прошел за мной на кухню и спросил:
— Ты хоть объясни, кто я — шпион или контрразведчик?
— Старик, сам бы смеялся, но…
Видно, рожа у меня была выразительная. Антон сел к окну на табуретку.
— Ну давай.
Я стал рассказывать, не пропуская подробностей, поскольку не знал, какая из них важна. По сути, рассказывал не только Антону, но и самому себе, запинаясь, останавливаясь, пытаясь осмыслить происходящее и хоть приблизительно понять, что за ним стоит. Ведь должно что-то стоять!
Увы, ничего не прояснилось.
Впрочем, на себя я не слишком надеялся, больше на Антоху.
Антона я знал со школы, да и потом наша компания долго держалась, по крайней мере на все праздники киряли коллективом. Дальше, однако, начались женитьбы, дети, у кого-то пошла карьера — школьное братство подтаивало с разных сторон, пока однажды мы с Антохой не обнаружили, что в трезвой будничной реальности у нас обоих только и есть, что мы оба, а больше никого. Приятели были, появлялись и новые, а вот друзей так и не прибыло, разве что Федулкин, но частично и с оговорками. У Антона была хорошая голова, он хвастался, что в отличие от меня мыслит логически, и охотно давал советы, почти всегда хорошие. Окончил он автодорожный, но зарабатывал репетиторством в кооперативе и утверждал, что эта работа — творческая.
— Ну? — спросил я.
Антоха задумался, но ненадолго.
— Давай логически. Сперва только факты. Итак, за тобой следят, это факт. Знают твой телефон — почти факт. Какая-то баба тебе сочувствует… впрочем, это уже не факт, это предположение.
— А зачем иначе звонила? — возразил я, мне было жаль расставаться с таинственной доброхоткой.
— Ну, допустим, тебя решили зачем-то запугать. Тогда ее звонок деталь плана. Ведь что она практически сказала? Сиди дома, а то убьют.
— Но зачем меня запугивать?
Антон пожал плечами:
— Откуда я знаю? Я ведь сразу сказал — пока только предположение. Итак, следят… Стоп! Она ведь спросила, как тебя зовут, да?
— Спросила.
— Странно. Следят, знают, где живешь, знают телефон — а имя нет? Пожалуй, она и в самом деле не с ними.
— А не могли специально, для правдоподобия? Если, как ты сказал, хотят запугать.
Он задумался буквально на секунду:
— Слишком заковыристо. К чему им эти сложности? Ну назови она по имени, и что? Меньше испугался бы? Наоборот, больше. Что, не так?
Я согласился — так.
— Того, в кепке, в первый раз увидел вчера?
Я кивнул.
— Точно?
— Абсолютно.
— Значит, в какой-то из последних дней что-то произошло… Ладно, давай-ка сперва поищем причину. Тебя преследуют, это факт. У преследования должна быть причина… Как думаешь, этот топтун еще там?
Я полез на подоконник. Новый топтун, долговязый, в свитере, обретался на той же приступочке с той же газетой, впрочем, газета могла быть и не та.
— Сидит, — проинформировал я.
Антоха кивнул рассеянно — он был здорово озадачен.
— Преследовать можно ради денег, — сказал он, — но с тобой это отпадает. Политика?
— Это уж точно нет.
— КГБ?
— На черта я им сдался?
— Вот и я так думаю, — согласился Антон. — Хотят ограбить?
Эту версию мы даже не стали обсуждать, грабить меня и нищий побрезгует.
