До поступления в училище лица без законченного среднего образования должны были прослужить в войсках в течение года. Курс училища был двухлетний; программа — меньшая по объему, чем в военных.
Юнкерские училища выпускали своих питомцев в пехоту — подпрапорщиками и в кавалерию — эстандарт-юнкерами. Эти чины до производства в офицеры находились в довольно неопределенном бытовом и служебном положении от 3 месяцев до нескольких лет — в зависимости от успешности окончания училища, удостоения начальства и наличия вакансий. В одних полках их принимали в офицерскую среду всецело, в других — с известными ограничениями.
В <18>88 г. было создано училище третьего типа, с очень неуклюжим названием: «Московское юнкерское училище с военно-училищным курсом». Программа наук в нем была та же, что и в военных училищах, такие же права, и принимались туда только вольноопределяющиеся с законченным высшим или средним образованием; для первых был установлен одногодичный курс, для вторых — двухгодичный.
В <18>90 г. наплыв в Московское училище был столь велик, что не только штаты, но и стены его не могли вместить желающих. Военное ведомство открыло тогда «военно-училищные курсы» (двухгодичные) при Киевском пехотном юнкерском училище, а через два года и при Елисаветградском кавалерийском.
К <18>96 г. военно-училищные курсы дали армии 2 531 офицера, из которых 344 — с университетским образованием. Официальный отчет отмечал, что курсы «успели создать себе добрую репутацию в армии, где, по отзывам многих начальников частей, питомцы курсов ценились весьма высоко по их развитию, знанию службы и безупречному поведению».
Свое неуклюжее название училища эти носили в течение нескольких лет, пока их не переименовали в «военные». Но и тогда закон делал некоторое различие в их комплектовании: в старые училища принимались преимущественно дети дворян и служилого сословия; в Елисаветградское кавалерийское, кроме того, дети почетных граждан и купцов{Эти категории через некоторые кадетские корпуса имели доступ в старые военные училища.}; наконец, в Московское и Киевское — молодые люди всех сословий. Только с 1913 г. все военные училища стали всесословными.
В 80-х годах соотношение выпускаемых из военных и юнкерских училищ было 26 % и 74 %. В 90-х — оно изменилось значительно: военные училища стали выпускать 45 % офицеров, тогда как юнкерские 55 % — норма более даже благоприятная, чем существовавшая в то время во французской армии.
В 1901 г. юнкерские училища подверглись коренному преобразованию. В училищах нового типа, помимо более строгих условий приема, был введен трехлетний курс, дававший возможность не только пройти военные науки по полной программе военных училищ, но и закончить среднее образование. В 1903 г. произведены были последние подпрапорщики и эстандарт-юнкера, и эти звания упразднены. Юнкеров стали выпускать подпоручиками (корнетами). То обстоятельство, что военное ведомство могло предъявить повышенные образовательные требования к юнкерским училищам, служило показателем как повышения общего уровня образования в стране, так и некоторой перемены во взглядах общества на офицерское звание…
В первый же год явилось к экзаменам в юнкерские училища 3 615 молодых людей; в 1902 г. эта цифра возросла до 4 748. Юноши, окончившие средние учебные заведения, принимались без конкурса, после поверочного испытания по русскому языку; неокончившие — подвергались полному экзамену и жестокому конкурсу: в 1902 г. держало полный экзамен 3 200, выдержало 1 526 и поступило 740, т. е. 23 % державших… Любопытно, что юноши этой второй категории, по свидетельству многих учебных советов, проходили курс училища успешнее, чем первой.
Доступ в офицерские питомники действительным неудачникам был, таким образом, уже закрыт.
С 1907 г. военное ведомство приступило к окончательной ликвидации юнкерских училищ, постепенно вводя в них военно-училищный курс. Реформа закончилась в 1911 г., когда все училища стали «военными».
С тех пор военные училища, если и не были вполне удовлетворены комплектующим их контингентом, то не по квалификации его, а только по качеству познаний. И в этом отношении разделяли участь всех высших и специальных учебных заведений. Ибо в эти годы русская средняя школа претерпевала кризис. Большое собрание преподавателей столичных гимназий, созванное по инициативе попечителя Петербургского округа в 1907 г., констатировало «упадок грамотности среди учеников и уменья владеть письменной и устной речью… Понижение общего уровня познаний и развития…» Причины этого явления педагоги видели «в отмене экзаменов, в тяжелом гнете родительских комитетов и в угрозах… в зависимости учителей и в заботе их о куске хлеба».
К этому перечню необходимо добавить общее падение школьной дисциплины — и сверху, и снизу — вызванное смутными годами первой революции. Обстоятельство, которого или вовсе не испытала, или преодолела военная школа.
* * *
«Шморгонские академии»{В Виленской губ. есть местечко Сморгонь, где в старое время существовало знаменитое заведение для дрессировки молодых медведей. Отсюда, вероятно, произошло название «Сморгонская» (или «Шморгонская») академия.} — так иронически назывались в военной среде дореформенные юнкерские училища — отошли в прошлое. Слово «шморгонец» сохранило обидный смысл и поныне. Не только общественное мнение, но и законодательство ставило низко ценз юнкерского училища, не признавая даже за реформированными в 1901 и окончательно в 1907 г. училищами прав среднего учебного заведения. Так, офицеры, окончившие юнкерское училище, не допускались в военные академии (кроме Академии Ген. штаба) без предварительного экзамена за среднее учебное заведение; для вышедших в запас закрыт был ряд гражданских должностей и т. д. Только в 1909 г. — и то по частному поводу — Государственный Совет, обсуждая полномочия одного из своих членов по выбору, признал соответствие юнкерского училища среднему учебному заведению.
Но и дореформенные училища заслуживали большего внимания. Ведь в свое время — в середине 60-х годов — появление юнкерских училищ было большим прогрессом. Ибо до того времени только 25 % офицеров выходило из старых кадетских корпусов, а остальные три четверти, не получая вовсе школьного военного образования, производились после весьма поверхностного, зачастую анекдотического экзамена, из прежнего звания «юнкеров» или из старых солдат. В формуляре многих офицеров значилось тогда: «общее образование получил дома, военное — на службе»…
Общество недооценило ту незаметную, но серьезную роль, которую сыграли старые юнкерские училища в переходную эпоху, последовавшую за великими реформами. Когда сменялся чисто дворянский облик офицерского корпуса всесословным, шел отлив из его рядов, а третий элемент только еще укреплялся. К <18>90-м годам в пехоте было до 80 % офицеров, выпущенных из юнкерских училищ. В 90-х годах в штаб-офицеры производилось таких лиц в пехоте 83–92 %, в кавалерии — 73–88 %. Даже перед великой войной их было более половины…
Офицеры этой категории предотвратили в свое время кризис, назревавший в русском офицерском корпусе. Многие из них трудом и характером пробивали себе путь и в Академию (7—12 % выпускных), и к высшим военным постам и достойно провели четыре кампании. Известно, что генералы М. В. Алексеев, гр. Келлер, Лечицкий, Сивере, Гернгрос, Стельницкий, Станкевич и многие др. вышли из юнкерских училищ старого типа.
