Он старался не принимать сильные обезболивающие. Не хотел, чтобы время, оставшееся у них с Френни, проходило в медикаментозном тумане. Ему нужна была ясная голова.
– Если бы я тогда утонул, ничего этого не было бы.
Френни не знала, как такое возможно: любить его еще больше. Казалось бы, куда дальше? Как вообще в ней помещается столько любви? Может быть, это и есть проклятие? Любить человека так сильно, когда ты знаешь, что он скоро уйдет. Но Хейлин был прав.
– Нам повезло, – сказала она.
– А все началось в третьем классе. Когда ты вошла в класс в этом черном пальто, злая как черт.
Френни рассмеялась.
– И вовсе не злая. – Она посмотрела на Хейла. – Или все-таки злая?
– Как сто чертей. Пока я не сел рядом с тобой.
Хейлин улыбнулся, и эта улыбка пленила ее, как всегда. Она положила голову ему на грудь, искренне не понимая, как можно было позволить ему уйти. Какой же она была дурой…
– Это судьба? – спросила она.
– А нас это волнует? – ответил он.
Все дело в том, что они все же сумели добиться желаемого. Просто не сразу и ненадолго. Но, наверное, так всегда и бывает. Сколько бы ни было счастья, его всегда мало. Хейлин скончался, сидя на заднем крыльце теплой осенней ночью. Цвела сирень, хотя был не сезон. В небе горели звезды – так много, что и не сосчитать. Они с Френни выключили свет на крыльце, чтобы лучше видеть искрящееся грандиозное шоу в ночном небе.
Как красиво, таковы были его последние слова.
Ничто не предвещало конца. Не было никаких знаков, не было боли, просто вот Хейлин есть, а уже в следующий миг его нет. Френни сидела с ним рядом всю ночь. Под утро она так замерзла, что Джет вынесла ей перчатки и плед. Сыновья Чарли отвезли доктора Уокера в похоронную контору на своем новом пикапе. Френни поехала с ними. Она сидела на заднем сиденье рядом с Хейлом, накрытым шерстяным одеялом. Она не замечала дороги, не замечала, что небо было пронзительно-голубым. Уже в конторе она распорядилась, чтобы Хейлина обрядили в черный костюм и чтобы он был босым, потому что так принято в их семье, и чтобы его положили в простой сосновый гроб. Френни сидела у гроба всю ночь. Ближе к полуночи Джет привезла ей термос с чаем и плед. Сестры сидели молча, но взявшись за руки, как в то первое лето у тети Изабель, когда они по ночам выбирались на крышу, считали звезды и гадали, что ждет их в будущем.
Уокеры не стали спорить и возражать против того, что Хейлин будет похоронен на семейном кладбище Оуэнсов. По традиции всех Уокеров хоронили в Бедфорде, в штате Нью-Йорк, но они понимали, что его место не с ними. Родственники Хейлина приехали в Массачусетс на трех длинных черных машинах. Погребальную службу провел преподобный Уиллард. Сама церемония была короткой, зато каждому другу и пациенту дали возможность сказать несколько слов о покойном. Самому младшему из выступавших было девять лет. Доктор Уокер помог ему восстановиться после аппендицита, и мальчик сказал, что, когда вырастет, тоже станет врачом, как доктор Уокер.
Мистер Уокер, отец Хейлина, был уже совсем старым. Он потерял единственного сына. Его жена умерла несколько лет назад. Хотя он был богат и женился снова, хотя он постоянно ругался с сыном, сейчас мистер Уокер был совершенно раздавлен горем. Френни проследила за тем, чтобы на церемонии он сидел рядом с ней, а с другой стороны села Джет.
– Ты была для него единственной, – сказал он Френни. – Ты, и только ты. Такое бывает нечасто. Никакой Эмили Флуд быть не могло. Даже я это понимал.
Любовь всей моей жизни, подумала Френни.
День, когда хоронили Хейлина, выдался ясным и солнечным. Ворон сидел на дереве, старый Льюис, который почти ослеп, его когда-то блестящие черные глаза подернулись мутной белесой пленкой. Френни было больно на это смотреть. Льюис плакал, хотя у воронов вроде бы нет слезных протоков. Когда все закончилось, Френни позвала Льюиса и отнесла домой на руках. Дома она завернула его в теплый плед, потому что он кашлял и вздрагивал. Ворон умер на следующий день, и один из сыновей Чарли похоронил его за сараем в саду. Френни никогда не считала, что Льюис принадлежит ей. Он был сам по себе и всегда предпочитал ей Хейлина, за что Френни его не винила. Никогда.
Френни провела на заднем крыльце семь ночей. Скамейка, на которой любил сидеть Хейл, зарастала плющом. Плющ рос и рос, пока совершенно не скрыл от прохожих скорбящую Френни Оуэнс. Поставленный доктором Уокером ящик, в котором раньше лежал салат для всех, кто захочет его забрать, теперь пустовал. Дети спрашивали о Хейлине у нового доктора. Детям хотелось сказку о старой крольчихе. Дети скучали по доброму дяденьке великанского роста, карманы которого всегда были полны леденцов.
Горожане жалели Фрэнсис Оуэнс, совершенно убитую горем, и сами скорбели о потере такого хорошего человека. Они приносили Оуэнсам запеканки и салаты, пироги и домашнее печенье, и Джет с благодарностью все принимала. Но Френни не съела ни одного кусочка, и благодарственные открытки за нее рассылала сестра. Жители города потеряли врача и друга, Френни потеряла всю свою жизнь. Она смотрела на деревья в саду, и деревья росли, устремляясь ввысь. Плющ оплел весь забор и калитку, и люди опять сторонились Оуэнсов, как было прежде, до появления в городе Хейлина Уокера.
Семь дней Френни Оуэнс не ела, не умывалась и не причесывалась. Птицы вили гнезда в зарослях плюща, но Френни ни разу не слышала, чтобы они пели, и когда она протягивала к ним руки, они к ней не слетались. Потеряв любимого человека, она потеряла и часть себя. Хотя Джет накрыла всю мебель белыми простынями и плотно задернула все шторы, Френни все равно не могла заставить себя войти в дом и покинуть то место, где она в последний раз была с мужем. Ей казалось, что он где-то рядом. Она различала его силуэт в темноте. Ей хотелось всего лишь к нему прикоснуться, взять за руку. Увидеть, как он улыбается ей. Краем глаза она замечала лишь фрагменты его лица, или, может быть, это были всего лишь жуки-светляки. Хейлин был удивительным человеком: человеком чести, человеком с огромным сердцем; мальчишкой, приковавшим себя к стойке в школьной столовой, борясь за права других людей; врачом с карманами, полными леденцов и брусков черного мыла; хирургом, поставившим на ноги не меньше пятисот человек; тем парнем, который знал, как заставить Френни трепетать от его поцелуев, когда ей было семнадцать лет. Он был единственным человеком, кого Френни любила всю жизнь, и она благодарна судьбе за то, что он был в ее жизни.
На восьмую ночь она вошла в дом и забралась в постель к Джет. Она вся дрожала и даже не сняла пальто. Хейлина больше нет, и ничего нельзя сделать. Это непоправимо.
– Теперь я уже никогда не смогу никого полюбить, – сказала она сестре.
И тут зазвонил телефон.
Исцеление
Через тридцать лет после исчезновения Винсента две его внучки – четырех и трех лет от роду – жили с родителями в Калифорнии, в крошечном городке Форествиль, где деревья были такими большими, что закрывали собой все небо. Реджина Оуэнс выросла в очаровательную женщину с длинными черными волосами, серыми глазами цвета тумана и красивым мелодичным голосом. Она была настолько изящной, что птицы завистливо наблюдали за ней, когда она вешала белье на веревки в саду за домом. Она умела получать удовольствие от жизни. Ненавидела рутину и скуку и знала, как сделать так, чтобы во время уборки дома метла подметала полы сама по себе. Ее дочери, Салли и Джиллиан, родились с разницей в тринадцать месяцев. Разные, как день и ночь, они все равно замечательно ладили друг с другом – очень удачно, потому что других детей их возраста в городке не было.
