– Я думала, вы ведьма.
– Правда? – Френни надела сапоги. Она носила их круглый год. Даже летом. В них было удобнее, чем в галошах для сада. – Кто тебе это сказал?
– Все так говорят.
– Ну, все не знают всего. – Френни сама удивилась тому, как сердито звучит ее голос. Она заметила уголок синего блокнота, торчавший из рюкзачка девочки. Одного из тех блокнотов, который она сама оставила в библиотеке. – Ты пишешь? – спросила она.
– Я пытаюсь, – сказала девочка.
– Не пытайся, а делай. – Френни вдруг поняла, что говорит в точности как тетя Изабель, когда та злилась. Ей не хотелось быть скучной занудой и не хотелось обидеть эту умную, смелую девочку, поэтому Френни сменила тон: – Но попытка – это уже начало. О чем ты пишешь?
– О своей жизни.
– Ясно.
– Если все записать, будет уже не так больно.
– Да, наверное, – сказала Френни.
Девочка побежала к подружкам. Она помахала Френни на прощание, и женщина помахала в ответ.
По дороге домой Френни решила, что девочка была права. Полезно записывать свои мысли, чтобы привести их в порядок. И пока будешь писать, можно выявить чувства, о существовании которых ты даже не подозревала. В тот же вечер Френни написала длинное письмо Хейлину. Она никогда никому не рассказывала о том, что шепнула ей тетя с последним вздохом. Но теперь она записала эти слова на бумаге и поняла, что всегда в это верила, несмотря на проклятие.
Люби больше, сказала ей тетя. Не меньше, а больше.
Вновь начав работать в саду, Джет вспомнила, как сильно ей это нравится. Под ее чуткими руками все цвело пышным цветом. Она посадила зеленый лук, капусту и мяту, руту, базилик и рокамболь. Она посадила лимонно-пахнущий тимьян, лимонную мелиссу, лимонную вербену, наперстянку и циннию, а еще розмарин и лаванду у задней двери, где они всегда росли при тете Изабель. Преподобный Уиллард дал ей несколько луковиц, чтобы она тоже выращивала нарциссы и приносила на кладбище цветы из собственного сада. Белые с ярко-оранжевой сердцевинкой, золотистые, желтые, как свежевзбитое масло. Когда нарциссы цвели, Джет всегда плакала, потому что еще один год прошел, и время летело так быстро и неумолимо.
Более опасные растения, заказанные у Оуэнсов с фермы в Рокпорте в штате Мэн, Джет выращивала в теплице, дверь которой всегда запиралась на ключ. Ни к чему лишний риск, а то вдруг в сад заберутся подростки и спутают ядовитый волчий аконит с коноплей. Там, за стеклом, она выращивала белладонну, болиголов и паслен, вызывающий галлюцинации и видения и входивший в состав колдовской мази, якобы дававшей ведьмам способность летать; черную белену, которую мужчины используют, чтобы влюблять в себя женщин, а женщины – чтобы вызывать дождь; мандрагору, чей корень, согласно легенде, истошно кричит, когда его вырывают из земли; дурман, средство от многих болезней, а также от сглаза, но лишь в малых количествах, потому что в больших он смертелен.
Однажды она увидела старую крольчиху Мэгги в траве рядом с теплицей, где та пряталась от Грача. Джет позвала сестру, и Френни подтвердила, что это действительно Мэгги, с ее черными усиками и печальными глазами.
– Давай отпустим ее на волю, – сказала Джет.
Френни быстро шагнула вперед и подхватила крольчиху на руки.
– И что теперь?
Джет пошла открывать калитку, и Френни послушно последовала за сестрой.
– Она просто-напросто заберется в чей-то чужой двор, – сказала Френни.
– Да, но это будет ее выбор.
Френни поставила крольчиху на тротуар. Та вся сжалась, застыв на месте и настороженно глядя на сестер.
– Ты свободна, – сказала Френни, взмахнув рукой. – Иди куда хочешь!
Мэгги встрепенулась и бросилась прочь, и больше Джет с Френни ее не видели.
– В добрый путь, – сказала Френни.
– Удачи, – крикнула Джет вслед крольчихе.
Грач вечно ходил следом за Джет, не отходя от нее ни на шаг, но однажды пропал на полдня, а вернувшись домой, привел с собой еще одного черного кота, которого назвали Воробьем. Потом Грач привел черную кошку, названную Куропаткой, а еще через день – огромного пушистого длинношерстного кота, получившего имя Ворон, потому что он не стремился общаться с другими кошачьими, зато явно хотел подружиться с Льюисом, пусть даже тот целыми днями дремал на солнышке на крыльце и не проявлял интереса к дружелюбным котам. Как выяснилось, Грач забирал кошек из местного приюта для бездомных животных, располагавшегося на другом конце города. Он выводил их наружу через разбитое окно и сопровождал на улицу Магнолий.
– Ты превращаешься в старую деву-кошатницу, – сказала Френни сестре.
– Кошки гоняют кроликов, – ответила Джет.
– Да, – улыбнулась Френни. – Но никогда их не ловят. Вот старина Гарри ловил бы их только так. Если бы захотел. Но он явно не хочет.
Пес целыми днями дремал на крыльце в компании Льюиса. Два старых существа, не питомцы, а верные спутники, чей корм теперь приходилось разводить водой, потому что так легче для пищеварения. Френни часто задумывалась, снится ли старому псу Винсент, как он снится ей. Она представляла себе Винсента в маленькой французской деревеньке: как он бродит в полях в синих сумерках вместе с Уильямом. Иногда по радио передавали его песню. Джет всегда выключала приемник. Голос Винсента щемил ей сердце и будил слишком горькие воспоминания. Но Френни брала приемник и выходила с ним в сад. Ей нравилось слушать Винсента, и она была рада, что его помнят. Изредка им приходили открытки с парижским почтовым штемпелем. Френни хранила их в отдельной стопке, перевязанной синей лентой. На открытках стоял только адрес и больше ничего, но смысл сообщения был ясен. Я еще жив.
Свет на крыльце не работал. Чарли Меррилл пытался его починить, но безуспешно.
– Надо менять всю проводку, – сказал он. – Выйдет очень недешево. Проще плюнуть и оставить как есть.
Френни, переживавшая из-за денег, из-за их постоянной нехватки, тут же с ним согласилась. Ну, не горит свет на входе, и ладно. Они с сестрой точно не ждут гостей. Наступила осень, их любимое время года, вечера делались все длиннее, темнело все раньше и раньше. Джет съездила в Нью-Йорк, куда ездила каждый месяц, и встретилась с Рафаэлем в баре отеля «Плаза». Прошло уже столько лет, и Рафаэль все равно оставался ее самым близким, самым лучшим другом.
– Ты какая-то другая, – сказал он в их последнюю встречу. – Счастливая.
И действительно, в последнее время у Джет было чувство, что вот-вот что-то произойдет. Что-то хорошее. И однажды, когда она собирала последний розмарин, росший рядом с крыльцом, и размышляла о тете Изабель, чьи клиентки обычно приходили именно в этот час, свет на крыльце вдруг зажегся.
Джет резко выпрямилась, прижимая к груди веточки розмарина. Они были увядшими и сухими, но в ее руках налились свежей зеленью. Джет тихо расплакалась. То, что она потеряла, все-таки к ней вернулось. По улице прошли две девчонки, и Джет знала, о чем они думают, хотя воспитание не позволило бы ей повторить это вслух.
